Пожалуй, это стало для Лизы самым большим сюрпризом, – ее готовность, ее желание оправдать поведение Гэри, дать ему еще один шанс. Если бы спросили ее, например, этим утром, сидящую на постели, простыни которой были пропитаны запахом секса, сцены прошлой ночи прокручивались в памяти, как ее самый любимый фильм с рейтингом «Х» [11], она ответила бы прямо, что Гэри даже в голову бы не пришло что-то сделать с Сефирой, не говоря уже о том, чтобы прижиматься губами к ее рту. Я вас умоляю. Не изменилось бы ее настроение и после первого сообщения о том, что Гэри и Сефира обедали в бистро. Даже когда ее сотовый залился трелью в четвертый раз, после тех дополнительных описаний дальнейших действий Гэри и Сефиры – даже когда она нажимала на иконку ответа на дисплее телефона, – и допускала возможность влечения Гэри к Сефире, этой женщине, которую, наверное, окружало облако желания, она бы продолжала уверять: шансы на то, что это влечение перерастет в действие, были ничтожны и не стоили рассмотрения; пусть даже и с резкостью, которая выдала бы ее растущее беспокойство. Теперь же, когда она обладала доказательствами, прямо противоречащими такому утверждению, Лиза все еще не ощущала в себе готовности предположить худшее – худшее, несущее в себе угрозу гораздо большую, чем любой приватный танец.
Погребальный звон сообщений и разговоров в течение второй половины дня посеял в душе сомнения: ее колебания уже казались не столько благоразумной сдержанностью, сколько отчаянным отрицанием. Больше никто не предоставил столь компрометирующих улик, но упоминались два случая, когда Сефира висела на руке Гэри, и один – когда он обнимал ее за плечи, а также кто-то мельком видел, как эти двое ехали из города на восток в зеленом «субару» Гэри (в том же направлении, где расположены и все пять городских мотелей, не говоря уже о «Пике»). Хотя Лиза чувствовала, как эмоции на своих маленьких крылышках уже беспокойно мечутся в душе, ни боль, ни гнев не обрушились на нее к тому времени, когда она завершила работу с последним клиентом и отправилась домой. Напротив, она чувствовала, что сбита с толку как никогда, – будто каждый последующий звонок набрасывал еще одну завесу тайны на ситуацию: примерно как если бы вы перелистали учебник по углубленному математическому анализу; судя по тому, как он был написан, по расположению цифр и символов на странице, вы в целом знали, что это и для чего предназначено, но попробуйте объяснить это – с таким же успехом можно заняться дудлингом [12]. В наших знаниях слишком много белых пятен, чтобы обладать хотя бы малой надеждой разобраться в этом. Лиза будто наяву слышала, как Дженис насмехается над ее наивностью, но даже представить не могла, что после прошлой ночи Гэри мог сегодня утром отправиться на встречу с другой. На ее взгляд, одно событие делало невозможным, исключало другое.
Однако если она надеялась на разъяснения мужа, ее ждало разочарование. Свернув на Фарбер, она увидела, что их подъездная дорожка пустует. Конечно, его машина в порядке. Конечно, она не собиралась обнаружить мужа в гостиной с объяснениями, которые примирили бы минувшую ночь с сегодняшним днем. И все равно Лиза, открыв входную дверь, крикнула:
– Я дома!
И, не услышав ответа, прошлась по комнатам, зовя:
– Гэри? Милый?
В ответ летело эхо ее звонкого голоса. Поиски завершились наверху, в спальне, и при виде кровати со скомканными и запятнанными простынями – абстрактная картина вчерашней страсти – безмерная печаль сгустилась прямо под сердцем и как тяжелый камень потянула вниз, на кровать. Боль, гнев, горе, закружившиеся было вокруг нее, были пойманы той печалью, заключены в ней, как и большинство ее мыслей. Она присела на краешек кровати, а воздух озарялся последними лучами солнца. Она сидела там, пока воздух угасал, становился серым и тусклым. Она сидела там, пока серое потемнело почти до черного, а комната вокруг нее потеряла форму и очертания. Она сидела с этим камнем в груди, вбиравшем в себя все, каждое шальное, заблудшее воспоминание, обрывки разговора, фрагмент образа. Гэри сказал: «Ах ты, развратная девчонка». Пальцы, измазанные кремом свадебного торта, когда она вытирала их о его губы. «Это на Фарбер-стрит, в центре». Валик, поднявшийся вверх по стене, оставил полосу белой краски. «Думаю, у него появились кое-какие новые представления о небесах». Его щеки порозовели.
11
Согласно рейтингам Американской киноассоциации, на сеансы фильмов рейтинга «Х» не допускаются лица, не достигшие 17-летнего возраста.