Петров вытащил из своего сейфа несколько папок с уголовными делами и водрузил их стопочкой на столе. Некоторое время он сидел неподвижно, бесцельно созерцая пухлые картонные папки, которые даже не открыл, затем стал смотреть в окно, где порывистый осенний ветер крутил и дёргал уже почти голые ветки тополя. Конец октября, ещё чуть-чуть и должна прийти зима со спасительным первым белым снегом… Но пока всё тускло, мутно, уныло. Холодный, продуваемый северными ветрами город плавал в грязи и серости.
Вдруг Петров вспомнил вчерашнюю проститутку, с которой был в сауне. Пегая?.. Хм. Почему Хохлов назвал её Пегой?.. Ах, да. Необычные, крашеные в седую белизну волосы, чёрные густые брови и длинные ресницы. Странное сочетание, и сама она была странная. Как же её звали? Ведь говорила же… Петров покопался в своей памяти, но нет, он совершенно не помнил, как её звали. Что ж, пусть навсегда останется Пегой.
Сонная усталость растекалась по телу, где-то справа сопел и бубнил по телефону Хохлов, а Петров не мог оторваться от скучной и пасмурной, но отчего-то такой завораживающей уличной картинки. Полдня Петров сидел и смотрел в окно, опустив свои худые кулаки на столешницу. Он ни чём особо не думал и ничего особо не делал, сидел неподвижно, молчал и смотрел в окно. Ни говорить, ни даже глядеть в сторону коллег ему не хотелось. Лишь в голове, чередуясь в навязчивой бестолковости, всплывали образы Пегой и сына: бесхитростная глуповатая улыбка первой и жгучий, ненавидящий взгляд второго. Почему-то именно перед ними сегодня Петров чувствовал себя виноватым.
Вечером пришлось выехать по срочному делу – во дворе соседнего с петровским дома случилось убийство.
Молодой кавказец лежал в тёмном переходе под аркой, запрокинув голову и подняв вверх острый подбородок.
– Ловко его тут положили, – сказал Хохлов.
– Всего один выстрел, – утвердительно кивая головой, добавил эксперт. – В грудь.
Петров наклонился, внимательно рассмотрел мертвеца, борясь с непонятным желанием подвинуть поближе к корпусу тела широко раскинутые в сторону руки убитого.
– Из чего стреляли? – спросил Петров.
– Девяточка, точно… Девять миллиметров, – ответил эксперт. – Похоже, из макарова, может, настоящего, а может, и переделанного.
– И кто такой?
– Студент. – Хохлов помахал студенческим билетом, осклабился. – Султаном зовут… То есть звали.
– Все они студенты… – недовольно проворчал эксперт, сидя на корточках и с фонарём сантиметр за сантиметром подробно исследуя тротуар. – А вот и гильза! – радостно объявил он. – Один выстрел, одна гильза… Хороший стрелок, но не аккуратный. Не позаботился даже подобрать за собой.
– Стрелок? – спросил Петров. – Один?
– Один, – заявил эксперт.
– Уверен?
– Абсолютно.
– Оружие нашли?
– Нет пока.
Петров отошёл в сторону. Было зябко, он застегнул поплотнее куртку, поправил шарф и запихал холодные руки в карманы.
– Свидетели есть?
– Не-ет, – протянул Хохлов, борясь с зевотой. – Выстрелы слышала одна бабка, но никто никого не видел.
Следователи поспешили быстрее всё оформить – усилившийся промозглый ветер со свистом продувал арку, пробирая насквозь.
Вернувшись в отделение, Петров первым делом заглянул в сейф и не нашёл там того, что надеялся найти.
– Я вчера с пистолетом был? – спросил он у Хохлова.
Тот нахмурился.
– Нет, кажется.
– Так «нет» или «кажется»?
Хохлов нахмурился ещё больше, видимо, пытаясь вспомнить.
– Нет, нет, не было… А вообще что-то я не помню… Потерял что ль? – с искренним сочувствием поинтересовался Хохлов.
– Дома, вероятно, оставил, – махнул рукой Петров.
Его надежда ещё не была окончательно разрушена.
Домой Петров вернулся уже далеко за полночь. Сын спал в своей комнате. Для начала Петров тщательно осмотрел прихожую, потом кинулся в свою комнату. Стол, комод, второй комод, шкаф, диван, тумбочки… Петров обыскал комнату один раз, второй, третий, потом вытащил припрятанную давно и далеко пачку сигарет, сел в кресло и закурил. Он не курил уже больше года, но сейчас ему обязательно надо было выкурить сигарету.
В коридоре прошлёпали тапки. В комнату заглянул заспанный, щурящийся на свет сын.
– Не видел мой пистолет? – спросил Петров, нервно пустив из носа клубы дыма.
– Нет, – сказал сын и исчез в темноте коридора.
Бледный лицом, с серыми мешками под глазами, подполковник Буянов, часто оправдывавший свою фамилию резкими взрывами эмоций, не матерился и не кричал, как обычно бывало, когда он вызывал Петрова на ковёр и распекал его. Он выглядел уставшим, был молчалив и сосредоточен. И это было хуже всего. Петров наверняка знал теперь, что случилось что-то серьёзное. Он видел, что Буянов был зол, и в не меньшей степени озадачен и огорчён чем-то. Буянов, казалось, обдумывал, решал для себя что-то важное, прекрасно осознавая, что должен сделать сейчас нелёгкий выбор.