Теперь перед нею открылись тысячи возможностей. Она могла стать конвертами и совершать на всех видах транспорта почтовые путешествия. Она могла оказаться газетой или географической картой. Она могла стать нарядной театральной афишей и зазывать людей на представление.
Мало ли куда идет бумага… Но не будем, однако, строить предположения. Все оказалось куда лучше, чем может нарисовать самое пылкое воображение.
Елку отправили в типографию, и там она стала превращаться в книгу. В какую? Книга книге рознь. Не всякой книгой лестно стать даже плохой бумаге. Она стала превращаться в прекрасную книгу сказок. Это она почувствовала тотчас, как на ней появились четко отпечатанные блестящей черной краской дорогие ее сердцу слова…
Это были сказки, слышанные ею в дни юности в говорящем лесу.
— Неужели мы с вами встретились снова? — сказала Елка, ставшая бумагой, и увидела Сказочника. Он появился на первой странице отпечатанным великолепными красками. — Теперь я вижу, — сказала она, — что не все, оказавшись срубленными, умирают. Мы стали жить с вами книгой сказок.
Искусные руки переплетчика принялись одевать книгу в нарядную одежду с золотой отделкой и затейливым тиснением.
Как она красива была теперь! На нее можно было любоваться часами, читать и слушать сутками напролет. Ее бережно брали и очень осторожно листали. Сказки смешили и радовали. Сказки учили мудрости, возвышали души, согревали сердца, будили ненависть ко злу и утверждали светлое.
Вскоре Елка, став книгой, очутилась на серебристой березовой полке в самом лучшем ясеневом, шкафу библиотеки.
Она сразу узнала этот шкаф. Он оказался таким же самовлюбленным, каким рос в сказочном говорящем лесу. Ясеневый шкаф очень громко хвалился своей новой жилицей на центральной полке:
— Видишь ли ты, Кленовый стол, какое сокровище живет во мне?
— Да, — ответил Кленовый стол. — Какие мы благородные деревья!
— Как бы позавидовала нам та некрасивая Елка, — обрадовалась Березовая полка, — как бы позавидовала она, если б могла увидеть, во что мы превратились! С какой отличной книгой живем мы теперь в соседстве! Что ты скажешь на это, старый Дуб? — обратилась Березовая полка к резному потолку.
Мудрый резной потолок хитро усмехнулся с высоты своими замысловатыми узорами и, не проронив ни единого слова, застыл в своей изумительной орнаментальной улыбке.
Он, видимо, понял все.
Теперь у Елки были все основания произнести сокрушительную отповедь по адресу Клена, Ясеня и некоторых других, глумившихся над нею. Но она ничего не сказала, потому что это была добрая, великодушная, настоящая Елка.
А она могла бы сейчас отчитать их не только по-датски, но и по-китайски, и по-немецки, и по-русски, и по-французски. Потому что всемирно известная книга датского сказочника разговаривала на всех языках мира. Даже на тех, которые пока еще не имеют букв и грамматики. Она сумела бы их отчитать и на этих языках…»
Но разве счастье в торжестве низменной страсти возмездия? Это жалкая радость слабых. Ради этого не стоило рассказывать сказку о бессмертии прекрасного.
Вот и все.
Луна, Лужица и Бельмо на вороньем Глазу
Однажды ночью одна одноглазая Ворона сделала крупные открытия.
Вечером над лесом поднялась полная, румяная Луна.
— Посмотрите, какая я большая! — сказала Луна. — Я больше солнца!
— Да, это так! — подтвердила одноглазая Ворона, заночевавшая на дереве близ болота.
К полуночи Луна отразилась в маленькой болотной Лужице. Тогда болотная Лужица обрадованно воскликнула:
— Смотрите, а я, оказывается, больше Луны! Луна полностью уместилась в моих берегах, да еще осталось достаточно места для звезд!
— Да, это верно, — согласилась одноглазая Ворона и принялась размышлять. — Если Луна, отразившись в тебе, уместилась в твоих берегах и осталось еще место для звезд, ты больше ее. Но мой глаз больше тебя.
— Это каким образом? — спросила болотная Лужица.
— Очень просто, — сказала одноглазая Ворона. — Ты, Лужица, умещаешься в моем глазу вместе с Луной и звездами, да еще остается место, чтобы уместить все болото.
Тогда Бельмо, сидевшее на левом глазу Вороны, важно сказало:
— Самое большое в мире — это я. Стоит мне пересесть на твой правый, зрячий глаз, Ворона, и я закрою не только Лужицу с Луной, но и весь мир.
— Да, это правда, — еще раз согласилась Ворона и снова принялась рассуждать о величайших открытиях, которые были ею сделаны в эту ночь.