Вы стоите на берегу моря. Стоите и никого не трогаете, перед вами морская гладь, тихая и непоколебимая, и тут просто из ниоткуда появляется огромная волна, секунда, и вы уже под водой, не дающей даже в последний раз взглянуть на небо или глотнуть воздуха. Это паника. Это страх.
Страх тоже был в этой комнате. Девушка с курчавыми волосами, темно-фиолетового, почти черного цвета, медленно шагала по комнате, распространяя холод и ужас. Острые пальцы царапали стены, не оставляя повреждений, но издавая ужасный звук, который мог слышать только тот, на кого она смотрела своими безумными темными глазами.
Снова эти бесконечные хлопки, оглушающие крики, последние в чьих-то жизнях стоны.
— Вы меня слышите, скажите, вы слышите?! — мистер Крайслер стал громче говорить, даже почти кричал, пытаясь достучаться до остатков сознания Рея.
Нет, он не сошел с ума. Парень все слышал, но не воспринимал, как будто ему на ухо кто-то что-то кричал, но и совсем не ему. И постепенно, непроизвольно борясь с этим мерзким чувством, он успокоился. Сердце перестало отыгрывать «Полет шмеля», а руки, так предательски трясущиеся минуту назад, успокоились.
— Слышу, наверное, — но Рей по-прежнему не мог собраться, как будто самые тяжелые на свете цепи сковали его рассудок, не давая пуститься на свободу.
— Вам нужно еще отдохнуть.
— Да не хочу я отдыхать.
Теперь вы уже не перед морем, а на американских горках, мастерки меняющих высоту и скорость полета. Примерно так же вело себя состояние Рея: то впадало в Марианскую впадину, то, решая что-то поменять, за секунду взлетало на вершину Олимпа.
В палату вошла Амалия. Темные круги под глазами, нерасчесанные волосы, мятая одежда — все говорило об ее болезненном состоянии. Рей сразу понял, что мама очень долго плакала и, видимо, ни разу за последние две недели не улыбалась.
На улице погода стояла соответствующая: то самое время, когда летом солнце и жара уступают трон дождям и ветрам, было сейчас на дворе. Макушки деревьев раскачивало из стороны в сторону, хаотично разлетались лепестки цветов, чаек и других птиц не было видно. Надвигался шторм.
— У него посттравматический синдром, — сказал Крайлес, повернувшись к женщине.
— Это очень серьезно? — Миссис Трейер спросила без всякого выражения или эмоций. Она и сама прекрасно понимала, насколько серьезно, но тут еще и сказалась усталость и измождённость организма.
— Как повезет, — ответил доктор и движением руки попросил медсестру, ставящую Рею капельницу, удалиться. Подойдя ближе к Амалии, он шепнул ей на ухо: — Если что, мы стоим за дверью. И помните, максимально плавно и, насколько вообще можно, мягко.
Они с медсестрой вышли. Рей, сильно побледневший, откинулся на подушку. Смотрел в потолок, ожидая слов матери.
— Рей, солнышко, как ты?
— Я нормально, просто слегка болит голова, — на самом деле нет, болела не только голова, но еще и что-то внутри. Но какой нормальный ребенок признается родителям в том, что у него болит внутри то, что нельзя потрогать?
— А ты помнишь, что случилось?
— Конечно, помню, — Рей сделал паузу и продолжил:
— Мам, — он привстал и посмотрел прямо в глаза. Тот взгляд, который смотрит прямо в душу, пробирая до самых костей; вы понимаете, что обманывать бесполезно, потому что эта ложь будет сразу же рассекречена. Рей продолжил: — что с Софой?
Ком, даже не ком, а шар из шипов подошел сразу к горлу Амалии.
Ветер раскачивал деревья уже куда сильнее, чем полчаса назад. Быстро надвигались черные, тяжелые тучи, давящие на землю. Сам воздух был тоже тяжелым, пахло не розами, даже не морем.
— Рей, пожалуйста, только не волнуйся.
В самом дальнем от Рея углу комнаты начало конденсироваться что-то темное. Ни Амалия, ни сам парень, ни камеры, ни кто-либо еще не могли это заметить. Не могли увидеть ровно так же, как не видели Любовь, Счастье, Смерть и других.
Рей, не отрываясь, смотрел, он ждал, ждал чего-то плохого.
— Когда произошел взрыв, Софа была на втором этаже и, к сожалению, сидела этажом выше места разрыва бомбы. Пол обвалился, а с ним упала и Софа.
Слезы выступали, а ком рос, душил все больше, не оставляя шанса. Эта темная субстанция росла, становилась сильнее и плотнее.
— На нее, — женщине тоже было тяжело говорить, она, не в силах более сдерживаться, расплакалась, — обрушился потолок. И прямо на голову.
Начали прорисовываться черты фигуры. Длинные, тонкие ноги, занимающие намного больше половины тела, которые к низу буквально растворялись в воздухе, лишали их обладательницу всякой опоры, но это ей нисколько не мешало. Длинные пальцы рук были расслаблены, даже невооруженным взглядом можно было заметить, что кожа у девушки мягкая и бархатистая, что странно, ибо вены и сухожилия слегка просвечивались.