Вопрос остался без ответа. Оливия, как будто очнувшись ото сна, зашевелилась, ощупывая карманы на предмет поиска какой-то вещи. Спустя пару мгновений она достала красно-белую пачку сигарет, вынула одну, и, закурив, медленно, словно не желая делиться с миром ее дымом, выдохнула.
— Ты будешь? — она протянула пачку Рею.
— Я не курю. И думал, что Вы тоже, — парень рукой отодвинул пачку, не отводя взгляда от птиц.
— Я тоже так думала. Три раза за свою жизнь бросала, кстати. Это редкостная гадость, хотя многим нравится. Когда родилась Софа, я дала себе слово, что больше никогда в своей жизни не закурю. Но моя-то жизнь уже закончилась.
Как будто услышав эти слова, один лебедь, тот, что летел впереди, сильно и умеренно взмахнул крыльями и улетел, сделав под мостом круг.
— Знаешь, я тут поняла, что ты пришел сюда подумать не просто так. Ты пришел сюда за тем же, зачем и я. Это просто случайность, что мы встретились. Вся твоя жизнь еще впереди; скажи, Рей, скажи, — она повысила голос, — ты хочешь, чтобы твои родители, которые тебя воспитывали, вкладывали каждую частичку своей души, не спали по ночам, бегали по больницам и школам, страдали так же, как и я? Ты этого хочешь?! Может, я сейчас скажу глупость, может, ты меня и не поймешь, но узлы есть у каждой веревки. И разрезать ее ты всегда успеешь. Так может стоит попытаться распутать?
— А почему Вы сами, раз так говорите, не хотите распутывать?
— Я не знаю. Вчера я похоронила единственную радость в жизни, которая у меня была. Ни муж, ни работа, ни увлечения не могли дать хотя бы процент того, что я видела в Софе и получала от нее. Если у человека умирает его счастье, значит умирает и человек.
Боль явно оживилась. Теперь было хотя бы видно, что она дышала.
— Разрезать или развязать можно всегда, а что прикажешь делать, если эту веревку унесло северным ветром? — спросила женщина, сама себе противореча.
— Я бы взял новую, но раз я тут с Вами, то быть уверенным полностью не могу.
Рей во время разговора и не заметил, как его собеседница заплакала. Только она не всхлипывала, просто слезы устало катились, оставляя после себя след на измученном лице. Пустой, туманный взгляд смотрел туда, где начинается река.
Стоило ли утешать? Конечно, нет. Это, безусловно, не поможет.
— Рей, я, правда, не знаю, почему я так волнуюсь за твою жизнь. Но, поверь мне, у тебя все еще впереди. Я просто тебя прошу, Софа точно этого не хотела, конечно, не хотели бы и твои родители, да и ты тоже не хочешь. Договорились?
Ее сигарета полетела вниз.
— Давайте договоримся, ни я, ни Вы. Хорошо?
Почему люди так борются за жизни других, а свои не ценят?
— Джон сказал, что подает на развод. На самом деле мы были вместе только из-за дочери. И думали, что, когда она вырастет, мы сможем ей рассказать, и надеялись, что она поймет нас. Нужды больше нет.
— А почему вы думали, что Софа ничего не понимает?
Дети так часто задают вопросы взрослым, кажется, легкие вопросы, на которые они не в состоянии ответить. Проблема взрослых в том, что они недооценивают детей. А это неправильно. Может, мозг у взрослых работает и лучше, но чувства сильнее у детей.
Они еще сидели там долго, молчали, разговаривали, снова молчали, вниз летели остатки того, что некогда было сигаретой.
Потом, ближе к вечеру, они разошлись.
А на следующее утро Рей из новостей узнал, что рыбаки обнаружили утопленницу. Женщину сорока двух лет по имени Оливия.
Я не буду говорить вам ни про похороны, ни про реакцию кого-либо из взрослых или Рея. Но скажу, что понял Рей: умирать ему точно не стоит. Может ему показалось, что всю боль и несчастье с собой забрала мама Софы, или хотя бы просто потому, что не хочет горя родителям. А может, и ради Софы.
Есть такие моменты, когда человеку уже ничего не в радость, когда, просыпаясь поутру, проклинаешь бога за еще один день. За день без работы, без второй половины, без сына, друга или родителя. И эти герои, да, они именно герои, которые решили продолжать жить ради других, действительно заслуживают уважения, по крайней мере. Потому что жить с таким грузом на душе — это невыносимая мука. В своей жизни я тоже встречал таких Героев. И я представляю, какая за каждым из них стояла Боль, такая, какая стояла около Оливии тогда, когда она ступила в воздух, такая, какая стояла в палате Рея во время того разговора, такая, какая стояла около каждого человека в минуту молчания около супермаркета, ставшего местом теракта, мгновения, которое разорвало чью-то душу на мелкие части, кого-то заставило лишиться жизни, а кого-то убило, даже не убивая.