— Я не маленький ребенок и могу брать на себя часть твоей жизни.
Она улыбнулась.
— Ну, тогда слушай. С самого своего детства я была очень застенчивым ребенком. Меня часто дразнили за худобу и широкие глаза. Поэтому я как-то не приспособилась к людям, а единственным моим другом был один парень. Мы, кажется, общались с самого детства. Его звали Фил. Знаешь, он даже тогда, в детстве, был очень красивым. Каждый взрослый считал своим долгом сказать, какие у него красивые голубые глаза. Я ему завидовала, но все равно продолжала любить как друга. Он был, как я тогда думала, очень добрым, честным и искренним парнем, хотя, как такое могла заметить восьмилетняя глупая девочка. Прошло какое-то время, тогда мы были в шестом классе.
Я точно помню, что это было где-то осенью. Мы с ним пошли покупать книги, как Филу поручила его мать. Еще не доходя до магазина, мы остановились, и он сказал:
— Ты только не бойся и, если что, подыгрывай мне.
Когда мы зашли в магазин и стали выбирать книги, я заметила, что он стал как-то нервно себя вести, оглядываться по сторонам. Он подходил к продавцам, спрашивая что-то, потом мы все купили и вышли.
— Постой, Фил, — сказала я ему, когда мы уже ехали домой, — ты ведь не все книги купил, там еще нужно было сборник задач…
— Купил, может, и не все, но все необходимые книги теперь у меня, — перебил он, улыбаясь, а потом раскрыл свой рюкзак.
Там лежали книги запечатанные, еще с этикетками. Они были небрежно, возможно, впопыхах, сброшены в одно отделение рюкзака, в то, которое пряталось за главным.
— Ты что… — я была сильно шокирована тогда: мой друг, как казалось, порядочный человек, нарушает закон, ворует книги.
Честно сказать, во мне тогда проскочила какая-то долька зависти, которую я быстро подавила. Просто было чуть обидно, что человек не потратил деньги, обманул, а это просто так сошло ему с рук. А потом я, повзрослев, поняла, что такое случается не только, если воровать книги, к сожалению.
Прошло какое-то время, я должна была забыть об этом инциденте, так как пообещала никому не рассказывать. Но потом в один из учебных дней к нам в класс зашел директор и попросил нас пройти с ним. Нас — это меня и Фила.
Когда мы зашли в кабинет мистера Гривса (это директор), там сидели наши родители, какой-то мужчина в форме, и они разговаривали.
Заметив нас, мистер в форме встал, достал какую-то фотокарточку и, посмотрев на нас, утвердительно сказал:
— Да, это они.
Тогда я боковым зрением заметила, как моя мама вытирала себе бархатным платочком, который я ей подарила, слезы. И сразу поняла, что к чему.
Когда офицер с русской фамилией, которую я не запомнила, спросил, мы ли это на фотографии, на которой было изображен Фил, кладущий в портфель книги, произошло то, чего ожидала я меньше всего, если могла ожидать в принципе.
Фил расплакался, как самая настоящая девочка, кричал во все горло сквозь неправдивые слезы, что это не он, бил себя руками о грудь, пытался рвать волосы на голове, корчил рожу страдальца. А потом он начал еще сильней плакать, показывать на меня пальцем и говорить, будто я его заставила! Понимаешь, я его заставила! А он знал, что люди поверят ему, ибо он обладал репутацией порядочного ученика, отличника, спортсмена, короче говоря, обладал тем, что никак не характеризует тебя как человека, зато может в любой момент сыграть на руку. Знаешь, в ту минуту, — она помогла официанту и, когда тот отошел, она продолжила: — в ту минуту, я чувствовала такое отвращение к этому человеку, будто я смотрела на отвратительную крысу, загнанную в угол. Она мельтешит, кричит, пытаясь спасти свою жизнь, цепляется слабыми лапками за палец человека, кусается, только бы сохранить свою жалкую жизнь. Он не мог сохранить хоть остаток какой-то гордости, был просто жалок.
Меня спросили, не обращая внимания на его плач, правда ли это, а я спокойно ответила, что да. Хотя до сих пор, сколько лет прошло, жалею об этом. Но сказала, и тут уже ничего не попишешь. Тогда мои родители просто заплатили штраф, а его родители, естественно, ничего не предприняли.
Могло показаться, что это конец истории, но нет.
Когда мы вышли из кабинета, мои и его родители оставались еще там, а он подошел ко мне и с влажными глазами и противной улыбкой сказал:
— Все нормально?
Ты даже себе представить не можешь, что тогда было внутри меня. Я встречала отвратительных и гадких людей в жизни, но никогда, вообще никогда не испытывала большего отвращения к человеку. Мне было настолько противно на него смотреть, что я готова была скормить его собакам. Хотя это была бы плохая идея: даже животные не могут питаться падалью.