Потом он добавил:
— Понимаешь, меня бы ругали родители…
Ну, тогда я не вытерпела и ударила его прямо в нос. А, уходя, заметила, как он руками вытирает кровь. Но ни о чем не жалела в тот момент.
Но и это не конец истории.
Когда на следующий день я пришла в школу, заметила, что на меня как-то очень странно смотрят дети. Проходя между шкафчиками, я видела, как они перешептываются и смеются. Спустя какое-то время ко мне начали подбегать совсем еще маленькие дети и дразнить прямо в лицо:
— Воровка! Воровка!
Показывали язык и убегали. В тот же день все начали специально меня толкать, чтобы я роняла свои тетради и учебники. Выходя к доске, я слышала за спиной смешки и это проклятое слово «воровка». Я знала, кто это сделал и почему. Но не хотела ничего делать. Может, мне даже было все равно, просто чуть обидно.
А потом на одной перемене я увидела, как Фил и его друзья, пишут на моем шкафчике «Вор». Когда я к ним подошла, он стал передо мной лицом к лицу, так смело, расправив плечи, что мне невольно начало казаться, что это уже не тот плаксивый мальчик, который умолял всех поверить ему, качаясь по полу.
Я всегда считала себя добрым человеком и давала людям шанс. И тут я подумала, что нехорошо терять такого друга детства, который мне помогал, с которым мы многое прошли и столько общей радости получили. Но все решил момент.
Я протянула ему руку в знак примирения, но он, видимо, подумав, что я в очередной раз замахиваюсь, отскочил назад, почти за спины своих друзей. А в этот момент по коридору шел мистер Гривс.
Он, не теряя времени, как маленькое животное, замельтешил по направлению к директору и проговорил быстро-быстро, нарочно давясь слезами:
— Мистер Гривс! Мистер Гривс! Она опять меня ударила, опять ударила.
Тогда я просто посмотрела на него, сказала директору «до свиданья». Уходя, я в последний раз обернулась, и это существо смотрело на меня, опять стоя перед своими друзьями в позе победителя, и взгляд тоже был победителя.
Через два дня я уже училась в частной школе, благо, родители могли себе это позволить.
Она закончила свой рассказ и, как будто ничего такого не случилось, принялась за еду.
Какая-то женщина стояла за спиной девушки, почти просвечиваясь на свету, как старая ткань. Ее глаза горели ясным и обжигающим пламенем, а черное платье, казалось. поглощало свет. Ярко-красные, алые губы все время шептали: «Ненавижу! Ненавижу!»
Когда Катерина пристальнее посмотрела в глаза подруги, то заметила, как они блестели на свету, переливались, будто они были не зелено-серые, а просто серые, металлические и холодные.
— С тех пор я, сколько не пыталась, не могу доверять людям. Не могу им верить, — голос ее дрожал, — я стараюсь казаться сильной и уверенной, независимой и могучей, но это отнюдь не так. И ты, Катерина, — она с трудом, но произнесла ее имя, — тот человек, который мне кажется очень светлым и чистым. Мне хочется защищать тебя от всех гадостей мира, принимать на себя всю боль, потому что один раз у меня получилось, значит получится и еще, хочется приносить тебе только добро. И если тебе это нужно, то я самый счастливый человек на планете.
Ее взгляд был устремлен прямо в глаза Катерины. Слезы лишь накапливались в глазах Мэг, но не текли, оставаясь в надежной засаде.
Катерина молча кивнула, и тема как-то перетекла в другую.
Уже на выходе из ресторанчика Мэг быстро проговорила, улыбаясь:
— Особо не вспоминай о том, что я тебе рассказала.
Она направились гулять по Вене. На часах было полпервого дня. День обещал быть особенным: солнце отлично освещало все вокруг, но не было палящим или изнуряющим, как летом, не слепило глаза, а было нежным и ласковым; ветер медленно прогуливался по улицам, не упуская возможности посетить магазины и прилавки, двери или окна которых были приоткрыты; машины неторопливо плыли по гладкой дороге, некоторые из них почти засыпали на ходу, но никто не сердился, а относился как к уставшему ребенку, случайно заснувшему вечером; деревья тянулись к солнцу всеми силами, желая быть подобными Атланту; люди, самые разные люди, то торопились, то останавливались, раздумывая над чем-то; туристы жадно хватали моменты, особенно туристы пожилого возраста, желая выжать все из этой поездки, кто-то фотографировался на фоне величественных замков, позируя очень странно, выгибая свое тело или же, наоборот, стоя, как те же деревья, только бы в кадр влезло все, что им довелось случайно и неслучайно увидеть; некоторые очень внимательно слушали экскурсовода, ловя каждое слово, будто бабочек летом, задавали вопросы, что-то записывали и ни в коем случае не упускали возможности блеснуть своими знаниями, пусть даже неверными, но обязательно блеснуть; и последние, к ним относились Катерина, Мэг, еще один юноша и миссис Ханс, не фотографировались на фоне чего-то или же с кем-то, а если и доставали фотоаппараты или телефоны, только для того, чтобы запечатлеть что-то определенно красивое, не слушали историю Чумной Башни, не подходили к людям-статуям, а просто ловили моменты, не тратя их ни на, по их мнению, бесполезные занятия.