- Взрыватели?
- От гранат. В гранатной сумке - опасно. В брюках? А сядет - сломает. В нагрудном? Там документы и курево. Натан, не жми. Дай папироску. Курю. С чего ты взял? Раньше не курил - сейчас курю. Ты раньше тоже, может быть был вьюношей восторженным, а сейчас - еврей! А чего курево зажал? А почему накладок нет на локтях и коленях? Ползать как? Протрётся сразу. Или доблестный красноармеец врага в полный рост встречает? Пулемётную пулю грудью ловит? Сейчас не наполеоновские войны. Расстояния не те. Не до красивостей. Красавчик - тот, кто живет дольше.
Комбат сплюнул, вскочил, выбежал, вернулся.
- Задел ты меня за живое, старшина. Сколько мы в своём кругу это обсуждали. Ну, мы-то, воевавшие. А ты, со стороны, в бою не был, да ещё и контуженный?
- Да что тут за секрет? Логически подумать.
- Да уж, наверное, тоже не дураки эту форму придумали.
- Может, не из тех условий исходили?
- Что?
- Это как в математике. Есть условия задачи, решение и ответ - результат. Ну, например. Как у Толстого, недавно прочел. Скорость пешехода - 4 км/ч. За десятичасовой марш батальон преодолеет 40 кэмэ? Нет?
- Нет.
- И я так же думаю. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а нам по ним ещё идти. Пруссаки не дураки - план умный придумали, но условия неверные. У Наполеона не было плана - не успел придумать. Поэтому, он должен был проиграть. А ему победу преподнесли на блюдечке. И князь Балконский увидел небо Аустерлица. Армия разбита. По частям. Вот тебе и "первая колонна марширует". И далее по тексту.
- Натан, похоже, контузия - полезная штука.
- Тебе лучше знать. Ты же тоже был контужен. Вообще, не советовал бы.
- Видимо меня не так. Давай, Натан, наливай, а то уйду. Пора мне.
Разлили, выпили, закусили.
- А насчёт формы - верно, - подытожил свои раздумья комбат.
- Если бы увидели, сами бы поняли.
- А ты где видел?
Опа! Опять попался. Крутимся, выкручиваемся:
- Да перед глазами стоит. Прямо, так и вижу. Но, сам не сошью. Не умею.
- Натан?
- Вить, - Натан заёрзал на стуле рядом, - я тут с портнихой договорился.
- В смысле?
- Ты же говорил, что выйти не в чем, ещё в госпитале. Я же не знал, что всё так быстро решиться. А у меня в знакомых портниха одна. Хорошенькая.
- Как спец или внешне?
Натан махнул рукой:
- Одно другому не мешает.
- Всё-таки, друзей ты имеешь, - вставил я свои пять копеек.
- Никого не касаемо! Я уже много лет ей помогаю. Ей детей поднимать надо, она меня обшивает. И делает это, как видите, хорошо.
- Реклама - двигатель торговли.
- Что? А-а, ну да. Помогаю зарабатывать. Так вот, она придти хотела, мерки снять. Я отменил всё, думал - армия обеспечит. А теперь придется опять в глаза лезть. Да, опять же, дело не в этом. Мы с тобой как-то вели беседу, смысл которой был донесён до моей знакомой. Так вот теперь её интересует - как ты к дворянам относишься?
- Никак, - усмехнулся я. Видя непонимание Натана, добавил: - к дворянам не отношусь.
- Тьфу, ты. Да я не о том.
- Натан, ты как дитё. Ну как можно личные отношения строить на классовом признаке? Дворянство, как явление, отжило своё. Это я тебе уже говорил. Но это не значит, что все дворяне сплошь моральные уроды. Только большинство. Деградировавшее.
- Это как? - Андрей не понял.
- Обленившееся разумом, сердцем и душой.
- А-а. Не знал, что так бывает.
- Натан, ты скажи, она свой дворянский апломб проявляет?
- Ни разу не видел. Но всё у неё как-то иначе получается. Как-то чище, возвышеннее. А это, что ты назвал, может и не присуще ей.
- Эх, если бы они все так смогли - высокомерие попридержать, да делом бы занялись - без революций обошлись бы.
Мои собеседники разом напряглись, стали озираться. М-да, за языком-то следи!
- Ты не против встретиться?
- Конечно, нет. С чего вдруг? Человек нужным, полезным делом занят. Профессия уважаемая - не всяк сможет. А происхождение? Это как родинка на лице. Ну, есть. Ну, стесняешься. Ну и что? Человек-то причём? Он не выбирает, откуда в свет прийти. Человека судить можно только по его жизненному пути.
- Да, как шрам, - добавил комбат, больное это у него.
- Хорошо ты сказал, Виктор. Я запомню дословно. И ей передам. Как бальзам на душу ей слова твои будут. Особенно сыну её. Взрослеет он. Мир видит искажённо.
- Ну, вот и порешили. Натан, помоги в этом. Очень уж мне интересно, что за чудо он там видит, контуженный этот. Пошёл я. Нельзя мне с подчинёнными пить.
- Литр коньяка выели - вспомнил, - удивился Натан, - я тебе припомню!
- Натан, ну, правда. Я же теперь не боевой пенсионер, а комбат. На фронт меня не возьмут, такие, как ты, медики-душегубы зарубят.
- И я к этому первый руку и приложу. Меня ведь не пускают. На финскую пустили, а сейчас - нет.