- Как? Ты что тут делаешь? Как ты тут оказалась? Неужели?
Я, видимо, привел их в сильное замешательство. Но, Громозека, на то и осназовец, чтобы быстро соображать:
- Он контуженный. Часто бывает не в себе, - пояснил он.
- Бывает, - ответил любимый голос.
Нежные, аккуратные руки стали гулять по моему лицу. А потом "нежность" - кончилась. Когда отрывали бинты, я потерял сознание.
- Ну и учудил ты, командир, - заявил мне Громозека, когда я его стоном оповестил, что очнулся, - Заставил даму краснеть.
Что ему сказать? Что его командир - временно избежавший психушки шизик? Так он и сам знает. Как сказал мне СБ: "Работаем с тем материалом, что есть". Вот и со мной работают. С тем, какой есть.
- Кто такая хоть? Узнал?
- Угу, - буркнул он полным ртом.
- Хорош хомячить, харя треснет, докладывай!
- Я как просёк твой "повышенный" интерес к дамочке, сразу доложил старшему. Он и пробил. Не мог ты с ней пересекаться. Никак.
- Это-то ясно. Обознался я. Ты про нею - докладывай!
- Родом из Москвы. Там же училась в школе, потом на врача выучилась. За нашего замуж вышла. Пограничник. С ним уехала на заставу. Он успел до командира погранотряда дорасти, она, соответственно, до врача отряда. Было двое детей. В первый же день войны схоронила всех троих. С окруженцами пробивалась на восток, потом примкнула к партизанам. Этой зимой была тяжело ранена и вывезена самолётом на Большую Землю. Вот. После излечения, была приглашена к нам, согласилась. Она теперь наша.
- "Наша" - это НКВД?
- Ну, да. Я и говорю. Вот. Опыт у неё огромный. То есть, врач хороший. Надо тебя на ноги поставить.
- Сам хочу, веришь?
- Угу. Всё.
- Как всё? Красивая хоть?
- Сам увидишь. Одним глазом, но сам. Вот, сейчас Прохор отоспиться, обещал тебе левый глаз поправить.
- Почему - левый? Надо - правый!
- Вот, уж не знаю! Я тебе что, врач? У них и спросишь. Дай пожрать, командир, поспи лучше.
Вот и поговори с этими чекистами. "Питьсотмильонов" невинных и убиенных! Ничего в них человеческого! Только бы пожрать, да поспать. А вдруг - это ОНА? Или её двойник? Был же мой двойник? Может врачиха - её двойник?
- Сколько времени?
- Три - тридцать четыре, - ответил Громозека набитым ртом, - Скоро начнётся. Чую, немец сегодня решит утренний кофей пропустить. Надо пожрать успеть - когда ещё придётся? И Прохора будить.
Прохор сунул мне в рот какую-то деревяшку.
- Надо! - сказал он.
Он стал "лечить" мне глаз. Боль была такой, будто он мне в глазницу налил расплавленного свинца. Так жгло. Если бы не палка во рту, я бы и немцев перепугал. А так - только наших.
- Всё! - сказал Прохор и я услышал возню. Оказалось, он потерял сознание, Громозека его подхватил, тащил на топчан. Потом пришла Она, развязала мне бинты - опять больно отрывая. Но, я её, наконец, увидел.
Тёмноволосая, чернобровая, с длинными тёмными ресницами, карие огромные глаза, высокий лоб, алые губы сжаты стрункой - разглядывает.
- Привет, красавица!
Ох, как мы умеем строго хмуриться!
- У тебя в роду не было Шамаханских Цариц?
Брови остались нахмуренными, но глаза блеснули:
- Что-то цыганское было в роду. Раз различили мою родословную, значит, вы меня видите.
- Я тут один перед тобой. Не надо на "вы".
- А мы на брудершафт ещё не пили.
"Ещё" не пили. Обнадёживает.
- Какие наши годы?
- Военные наши годы, военные, товарищ майор. Война идёт.
- Война - войной. А я вас приглашаю на свидание.
Она ничего не ответила. Долго-долго смотрела на меня строгим и внимательным взглядом, потом кивнула Громозеке. И ушла. Я разочарованно вздохнул. Громозека заржал. Впервые слышу его смех.
- Командир, ты, никак, влюбился?
- Очень похоже на то, - ответил я.
Поднёс в глазам руку, посмотрел на неё. Так и есть. Небольшая расфокусированность, как после хорошего сотрясения мозга, но я видел. Нормально. Сойдёт. Можно воевать.
- Эх, Прохор, что бы я без тебя делал?
- Вот и я о том же, - поддакнул Громозека.
- Увянь. Ты, полено с ушами, ты чё это разговорился? То неделями слова не вытянешь, то раздухарился - не заткнёшь.
- Знаешь что, командир? А не пошёл бы ты в баню!
- Знаешь что, боец? А с удовольствием бы. Только ожоги сойдут - так сразу - в баню. Зови всех, не скалься - тебе не идёт. Роль пенька с ушами тебе больше подходит.
- Я знаю. Потому его, пенёк, и изображаю. Вот!
Видел-то я нормально, но вот когда подкрутили лампу и стало ярче - всплыл минус - боль от яркого света. А ведь свет керосинки совсем не ярок. Летнее полуденное воронежское солнце всяко ярче будет. И что мне делать? В этом мире существуют солнцезащитные очки?