Я несколько часов лежал неподвижно. То пялился в потолок, то дремал. Потом загремел замок, вошёл дюжий мордоворот без знаков различия, поставил на стол дымящийся котелок, кружку, накрытую куском чёрного хлеба, пачку папирос и пепельницу, так же молча вышел.
А жизнь-то налаживается! Картошка с мясом! Сладкий чай! Толстый кусок душистого хлеба! Я наелся! Хлебом дочиста выскоблил котелок, поставил всё на край стола и опять лёг. С сытости даже уснул. И даже не слышал, как забрали посуду.
Потом я опять не менее плотно поел. Спать уже не хотелось, но делать было решительно нечего. Сон и хорошая еда наполнили меня силой. Стал разминаться, потом тренировка. Я слышал, как иногда открывается глазок в двери. Пусть смотрят.
Узник
(1942г.)
Словесные танцы.
Потом пришёл майор Госбезопасности Кельш Николай Николаевич - так он представился.
- Мне бы хотелось с вами побеседовать, - сказал он, присаживаясь на табурет, положив руки на стол, сцепив пальцы в замок.
- Надо же! А что это вдруг? Чем я мог вас заинтересовать? За путешествие, конечно, спасибо. И кормят у вас неплохо, но зачем вы меня притащили сюда?
- Наши люди уже приходили в Вам, ушли ни с чем.
- А тут, думаете, вам полегчает?
- Надеюсь на это. Всё же вам лучше с нами сотрудничать. Не думаете же вы, что сможете один противостоять системе?
- Не думаю.
- Ну, вот. Я же говорил, что вы разумный человек. Побеседуем?
Кому он что говорил, в этот момент меня совсем не волновало. В конце концов...
- А чё бы нет? Давайте и побалакаем.
Я вытер пот со лба рукавом, отчего майор ГБ поморщился, крикнул за плечо:
- Тереньтьев! Почему полотенца и умывальных приборов нет? Исправить!
- Благодарствую, ваше высокоблагородие.
- Не юродствуйте, Виктор Иванович, вам это не идёт.
- Ладно. Давайте сразу договоримся, вы спрашивайте, я отвечу. Но, я оставляю за собой право решать, что говорить вам, а что нет. На какие вопросы отвечать, а на какие нет. Устраивает? Если нет, то прощайте. Можете пытать, слова не скажу.
- Скажите, Виктор Иванович, скажите. Только я не последователь подобных методов, когда есть время. Предпочитаю беседу. Иные собеседники бывают довольно занятны. Я принимаю ваше условие. Время нас теперь не поджимает.
- Тогда спрашивайте.
- Расскажите о себе.
- О, как! И что же я о себе расскажу? Родился, учился, болел, воевал, помер? Вопрос не корректный.
- Тогда скажите мне, как туповатый атеист-старшина, не крещённый, никогда в церковь не заходивший и презиравший верующих, вдруг становиться паладином Веры?
Я изобразил аплодисменты:
- У, какие вы слова знаете, Николай Николаевич!
Он склонил голову в шутливом поклоне:
- У меня были иногда о-очень занимательные собеседники. Да-с!
Это он мне вернул подколку с "высокоблагородием". А мне он начинал нравиться. Блин, знать бы, он поможет мне и стране или он - враг? Как узнать?
- Так вы ответите на этот вопрос или воспользуетесь правом не отвечать?
- Да я бы ответил. Только как? Вы знаете, всё течёт, всё меняется. Иногда медленно, иногда вдруг. Я был убит, я говорил с кем-то..., пока был не особо живой. Сны эти странные. В таких случаях говорят: "Я прозрел". Меня как подменили, - я пожал плечами. Майор ГБ ещё некоторое время ещё подождал, потом поджал губы:
- Ладно, довольствуемся этим. Расскажите мне про ваши изобретения.
- Что за изобретения? - я, честно, удивился.
- "Доспех".
- А-а. Так, жить-то хочется. Не так, чтобы слепо, по-животному. А случайно погибнуть жалко. И ребят жалко. Поживут подольше, побольше их после войны останется. Война-то рано или поздно закончится. Дальше жить надо будет. А кто останется? Старики и дети неразумные?
- Это так, тут вы правы. Мотивация ваша понятна и даже достойна, но как вы пришли к такому решению?
- Толстой. "Война и мир". Кирасиры. Они носили стальные нагрудники. Мне показалось это разумным.