Машу впустили в кабинет. Портрет Сталина и чёрная ленточка на нём - сбили Машу. Она не могла отвести взгляда от этой чёрной ленты.
- Вижу, Иванова, что задание выполнено. Связь установлена. Ты ночевала в квартире ╧78.
- Так точно. Ночевала. Связь установлена. С фигурантом ╧ 7 - Кузьминым Михаилом, известным так же, как Маугли.
- Какая связь?
- Половая, товарищ полковник.
- Даже так?
- Даже так. Сделал предложение руки и сердца.
- Даже так?
- Даже так. Зовёт с собой в Гвардейск. Знакомить с фигурантом ╧ 2.
- А ╧ 1?
- Не удалось установить местоположения. Маугли говорит, что сам не знает, где Медведь. И не узнает, пока у него, Михаила, не родятся два сына.
- Просто 2 ребёнка, Иванова. Не обязательно мальчики. Это - не условие свидания. После рождения двух детей Медвежата - погибают. Порой, нелепыми смертями. Часто - кусков не соберёшь. Как проклятие. Э! Иванова? Ты что? Тебе плохо?
- Да. Мне - плохо. Я сутки провела на крыше, на жаре и ливне, потом работала с фигурантом. Ничего не ела всё это время. Разрешите идти?
- Да-да, иди. В письменной форме! Жду доклада. Все подробности! Что, как, когда! Всё!
- Товарищ полковник, а пораньше можно уйти?
- Во сколько?
- В 17.
- Наглеешь, Иванова! Только пришла - уже отпрашиваешься. Ладно, учитывая состояние... Доклад напишешь - свободна. Отдыхай. Молодец, кстати.
"Знаю" - мысленно ответила Маша и вышла.
В бюро - ажиотаж. Маша прислушалась. Обсуждаются кадровые перестановки в верхах власти. Кто ушёл, кого "ушли". Строятся гипотезы. Почему ушли, за что ушли? Ещё позавчера, Маша бы активно прислушивалась, но сегодня находила эти обсуждения информации "достоверных источников" - смешными. Она лишь краем уха прикоснулась... Маша криво улыбнулась, вспомнив, чем она "прикоснулась" и к какому "достоверному источнику". Вспомнила сам "достоверный источник". Ей стало опять жарко и некомфортно. Слова никак не складывались в предложения. Доклад не получался.
Чтобы отвлечься, опять стала слушать обсуждения коллег. "Старая гвардия" - уходила. Молодых "боевых наркомов" - уходили. Говорят - война кончилась. Надо жить по-новому. А эти "боевые наркомы", как работали во время Войны - без выходных и круглые сутки, так в таком режиме и функционируют. И всех своих подчиненных заставляют так же круглосуточно "пахать". А Война - кончилась! Раз не понимают, что мир - изменился, то пусть освобождают место!
Никто не понимал, зачем Медведь убил Сталина. Строились разные предположения. От безобидных - хотел помочь, но не смог, случайность, до крайне негативных - попытка Медведем узурпировать власть в стране. "Вон он каким оказался! А Сталин про таких и говорил - переродился!" - говорили. Никто не высказал, что Медведя - подставили. Никто. Маша - тоже молчала. Перед глазами стояло лицо Медведицы: "Раздавят - мокрого места не останется".
В голове Маши даже секунды сомнения не было с том, что Медведь - виновен. Она верила в его кристально честный образ - и всё! Верила Маугли. Маша резко отринула всю, вновь устанавливаемую, вертикаль власти, просто потому что эта власть отринула её возлюбленного и его семью, его отца. Это было неправильно - руководствоваться в таких серьёзных вопросах эмоциями, находясь в состоянии изменённого сознания, именуемого также - влюблённостью. А надо было задаться вопросом - не может большинство ошибаться. Если весь народ, партия и правительство уверены, что Сталина убил именно Кузьмин, то - так оно и есть! А все эти, шитые белыми нитками записи, что показал ей Егерь на сказочном экране - подделка. С их умением снимать кино - плёвое дело. Для чего подделывать? Чтобы убедить её? Её - одну? Проще - её просто убить. Маугли это - может. Если верить тем слухам, что ходят про Медведя, Маугли и Егерей. Маша должна была усомниться, как комсомолка, но она - не хотела. Она так сильно хотела верить Мише, его матери, Медведю! Она так хотела быть причастной к этому странному сообществу людей, в простонародье именуемому - Медвежата! Она хотела, чтобы мир опять стал прекрасным, радужным и простым, умным и интересным, увлекательным, каким он был, когда Миша был рядом.
Потому что серая унылость обычной жизни ею была выедена до тошноты. Бомбёжки, гибель бабушки, бегство на восток, где бедную сиротку - били, пинали, отпихивали от машин, вагонов. Голод. Грязные домогательства пьяного мужика, которому она разодрала всю морду. И если бы не молодой милиционер с тонкой шеей - этот мужик - убил бы её. Именно тогда Маша решила, что тоже - будет бороться с беззаконием, защищать слабых и беспомощных. Милиционер привёл её в отделение. Во всём отделении было только двое милиционеров - молодой тощий паренёк, что было нормой в те годы, и пожилой добрый дядька с рыжими от курева усами и пристёгнутым к плечу пустым правым рукавом. Этот дядька смотрел на Машу добрыми, ласковыми глазами, называл её "Дочка". И впервые за несколько дней Маша - поела. Не было ничего вкуснее того хлеба с опилками и прозрачного кусочка жёлтого от старости сала. Именно дядька поморщился, когда она назвала свою фамилию, и выписал ей её новую фамилию - Иванова.
Потом - бесконечные пересылки по сиротским приютам. Голодные годы Войны, работа - от темна до темна. Условия жизни в детском доме были не то, чтобы суровыми. Они были - безжалостными. Дети, по природе своей - безжалостны. Им не знакомо сострадание. Взрослых рядом с ними не было большую часть времени. Взрослым было не до них - война, у всех - море забот. Все, кто мог сражаться - были в Армии, а мужиков заменили женщины, старики и подростки. Дети почти круглые сутки были предоставлены сами себе. Они работали в цехах, где были только дети от 7 до 14 лет, они жили в бараке, где на сотню детей была только немощная старуха, даже летом не снимавшая валенок и почти круглые сутки дремавшая. Отношения среди детей строились по законам волчьей стаи. Именно тогда Маша прошла свою главную школу жизни. Именно сиротский приют её научил стойкости и непримиримости. У неё была своя собственная война.
Они толпами слушали репродуктор с сообщениями Совинформбюро, о том, как страна сражалась с врагом. Всем бараком зачитывали до дыр газеты с описаниями героических подвигов бойцов и командиров Красной Армии.
Именно тогда её мечта укоренилась и выкристаллизовалась. И Маша стала к ней двигаться. Целенаправленно. Надо учиться - она училась. Надо заниматься физкультурой - занималась. Она стала отличницей по успеваемости, по физической подготовке.
Добилась перевода в спецприёмник НКВД. Она стала единственной девочкой в классе. Она была единственной девочкой в приёмнике. Ради неё одной никто не станет организовывать женского класса (тогда практиковалось раздельное обучение - мальчики отдельно, девочки - отдельно, прим. авт.). Спецприёмник этот был аналогом суворовского училища. Но если в суворовских и нахимовских училищах из беспризорников готовили офицеров для армии и флота, то в их приёмнике готовили оперов НКВД. Натаскивали их, как собак. Дрессировали. И - пороли. Даже Машу. Причём, в этот спецприёмник был особый отбор. Отбирали не самых умных, не самых покладистых. Наоборот - самых отчаянных и дерзких беспризорников, от которых "вешались" остальные приюты для беспризорников.
Впервые Маша оказалась в особом положении. Как единственная девочка, она стала - неприкосновенной. Как волчица в стае. Из-за неё - каждый день драки! Но она - неприкосновенна. И это была проверка её женской силе. Тому, чему её учила бабушка.
После спецприёмника - полугодовая работа в "поле" сержантом милиции. Опять - на отлично! Поэтому - спецкурсы. И тоже - с отличием! Поэтому по окончании она - лейтенант, а не младлей, как все.
Жизнь была простой и понятной. Чёрно-белой. Противной и тошной, но - простой. Есть люди, а есть - уроды. Есть свои, остальные - чужие, а значит - враги. Есть цель, есть мечта, есть к ней - путь. Всё остальное - по боку! Есть - работа, служба, остальное - потеря времени. Есть коллеги, есть люди, нет - мужчин и женщин. Есть цель, всё остальное - средство её достижения. Но, есть ещё и Честь. До вчерашнего дня - просто Честь. Теперь - девичья Честь отделилась, образовавшись, вдруг, в самостоятельное понятие. Вчера Миша что-то сделал с Машей. Она лишилась невинности, но обрела намного больше!