...Когда все разошлись, мы с Грязновым и Меркуловым остались в кабинете.
– Так, – начал Костя на правах главного, – какие будут соображения?
– Хорошо, что они ушли... – задумчиво произнес я.
– Это единственное твое соображение? – строго спросил Меркулов.
– Пока да. Но через пять минут, когда я сниму с ушей всю ту лапшу, что они мне навешали, возможно, появятся какие-то мысли.
– Ну что ж, подождем. – Меркулов отвернулся от меня и, обратился к Грязнову: – Слава, ты уже решил, кого из твоего ведомства мы введем в состав нашей группы?
– Ну, – начал Грязнов, – во-первых, если ты не возражаешь, я сам войду в нее.
– Можешь быть спокоен. Как-нибудь по блату это устроим, – вмешался я, – конечно, за соответствующее вознаграждение, сам понимаешь...
Они посмотрели на мена как на сумасшедшего.
– А что, Костя, – продолжал дурачиться я, – бутылочка коньяка нам не помешает. А то можно вообще объявить конкурс на места в нашей бригаде. Представляешь, сколько народу набежит?
Меркулов хлопнул ладонью по столу:
– Хватит, Турецкий! Ты создаешь нерабочую обстановку!
– Ага! – обрадовался я. – Может, мне вообще уйти? Я с удовольствием выйду из состава группы. Уступлю, так сказать, место кому-нибудь более перспективному. Кто не мешает работать. Я могу идти?
Меркулов только тяжело вздохнул:
– И как я только тебя терплю столько лет?...
– Ну ладно, братья-кролики, – вступил в разговор Грязнов, – я думаю, двух оперативников из МУРа кроме меня пока хватит, а там посмотрим. Турецкому в подмогу кого-нибудь из следователей надо...
– Вот именно, – пробурчал Меркулов, – и чтобы присматривали за ним. А то он совсем разболтался.
– Есть у меня один многообещающий работник, – отозвался Грязнов. При этом вид у него был хитроватый. Что бы это значило?
– Короче, так, – резюмировал Меркулов, – Турецкий сейчас пойдет в квартиру Филимонова. Саша, посмотри, что там да как. Поговори с его женой. От тебя, Слава, сейчас больше всего зависит скорость, с которой будет работать экспертно-криминалистическое управление. Нажми на них, ладно?
Грязнов кивнул.
ФИЛИМОНОВ НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ
Биографическая справка
Родился 14 февраля 1949 года в городе Камышин Волгоградской области. В 1966 году окончил среднюю школу. В том же году поступил в Ставропольское общевойсковое военное училище.
В 1976 году направлен в состав Краснознаменной Кантемировской танковой дивизии. В 1977/78 году заместитель командующего. В 1979 году был направлен в состав контингента советских войск в Афганистане. Имел боевые награды. В 1982 году, в чине генерал-лейтенанта, возглавил 12-ю, а в 1986 – 7-ю армию. С 1989 года выполнял обязанности эксперта при Генеральном штабе. Принимал активное участие в улаживании межнациональных конфликтов: в Таджикистане, Азербайджане, Грузии. Участвовал в военных действиях на территории Чеченской республики. В 1997 году, в чине генерал-полковника, приказом Верховного Главнокомандующего снят со всех должностей с формулировкой «по выслуге лет». С января 1998 года – депутат Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации. В 1998 году организовал общественное движение «Вера и верность». Ведет активную политическую деятельность, выступая с левоцентристских позиций, объявил о своем намерении баллотироваться в 2000 году на пост Президента Российской Федерации.
Имеет большую популярность в армии и среди населения. В социологических опросах уверенно занимает 5 – 6-ю позицию по популярности и 4 – 6-ю как возможный претендент на пост Президента.
Женат, имеет сына. Жена – Надежда Анатольевна, профессор лингвистики Московского университета.
Увлечения – бильярд, водное поло.
Да, Николай Александрович, не придется вам больше шары гонять... И в бассейне не поплавать.
Из Государственной Думы, где для меня подготовили эту справку, я отправился на квартиру Филимонова. Жил он там, где и полагается жить политику высокого ранга, но дистанцирующемуся от правящей верхушки – на Кутузовском проспекте.
Мой «жигуленок» сиротливо приткнулся во дворе огромного сталинского дома среди сверкающих иномарок. Кажется, здесь не было ни одного отечественного автомобиля. Вот она где – принадлежность к классу властей предержащих! А они еще спрашивают, откуда берутся революционеры! Вот так посмотришь на всю эту роскошь, и волей-неволей в голову полезут разные мысли.
Машин было действительно много. Наверняка это соратники по партии приехали проститься со своим лидером. Хотя тело сейчас в морге и патологоанатомы еще не закончили с ним работать.
Я нажал кнопку домофона.
– Кто там? – донеслось из динамика.
– Следователь Генпрокуратуры Турецкий, – ответил я.
После недолгой паузы тот же голос спросил:
– По какому делу?
Интересно. У них что, есть другие поводы для прихода следователя? Хотя кто его знает...
– Я расследую причины вчерашнего убийства.
Опять молчание.
– Зайдите попозже, – наконец услышал я.
Ну ничего себе!
– Послушайте, – я старался говорить как можно спокойнее, – мне надо немедленно поговорить с вдовой генерала Филимонова. От этого зависит скорость, с которой будет проходить расследование этого дела. И я поговорю с ней в любом случае, даже если для того, чтобы открыть эту дверь, мне придется прибегнуть к помощи автогена. Кстати, с кем я говорю?
В динамике замолчали надолго. Я уже было решил, что они действительно не впустят меня (не резать же дверь!), как уже другой голос – низкий и уверенный – ответил:
– Следователь Турецкий?
– Да.
– Проходите.
В замке двери что-то щелкнуло, и я вошел в подъезд.
...Эх, придет ли время, когда и я стану генералом? Наверное, никогда. И никогда не будет у меня такой квартиры, как у покойного генерала Филимонова. Я на жилищные условия не очень жалуюсь, но эта квартира... Я даже приблизительно не мог представить ее размеров. По обе стороны широкого коридора было столько дверей, что не хватило бы пальцев на двух руках сосчитать их. Коридор же плавным полукругом уходил куда-то вдаль. Из комнаты в комнату шастали какие-то люди с озабоченными лицами. Первые несколько минут я не мог отделаться от мысли, что нахожусь скорее в учреждении, чем в квартире.
Наконец ко мне подошел немолодой человек с погонами подполковника.
– Это вы Турецкий? – спросил он безо всякого вступления.
Я кивнул.
– Проходите в гостиную. Надежда Анатольевна там.
И он показал мне, как пройти в гостиную. Замечу, это было не так-то просто.
Гостиная размерами была не меньше баскетбольного поля. Кстати, народу здесь находилось столько, что, если разделиться на две команды, можно было бы и сыграть. Конечно, кабы не печальный повод, собравший здесь их.
По периметру комнаты на диванах, стульях и в креслах сидели печальные женщины. Некоторые плакали. Мужчины, многие из которых были одеты в военную форму, стояли и с безучастным видом смотрели на большой стол посреди комнаты, который готовили для чаепития. Хотя нет, судя по стыдливо прятавшимся в углу бутылкам явно не с безалкогольными напитками, поминки уже почти стартовали. Длинный марафон – похороны, девять дней, сорок, годовщина – еще был впереди, и мужчины, предчувствуя обильные российские поминочные возлияния, индифферентно поглядывали на стол.
На одном из диванов сидела женщина, которая не плакала, не теребила в руках платок. Она только растерянно поглядывала по сторонам, как бы не совсем понимая, что на самом деле здесь происходит. Я сразу определил, что это и есть Надежда Филимонова – жена, а теперь вдова генерала. Уж поверьте, на своем веку я не раз видел и вдов и вдовцов, потерявших самых близких. Вдов, конечно, больше. Как это ни странно, в эти минуты, я имею в виду похороны и поминки, они, случается, хотят скрыть свои настоящие чувства, но это получается плохо. И всегда видно человека, который равнодушен к смерти близкого или даже где-то внутри рад этому. Или который скорбит по-настоящему.
Надежда Филимонова не притворялась. Она не рыдала, не рвала на себе волосы, не голосила, она просто не могла поверить, что ее муж, еще вчера красавец генерал, удачливый политик, лежит на холодном даже в такую жару столе морга, мертвый... Я знал, что ее с утра возили в морг. Причем это было не слишком необходимо, но Филимонова настояла. Может, она хотела лишний раз убедиться, что весь этот кошмар, начавшийся вчера вечером с выстрела из окна гостиницы «Москва», – правда...