Эх, видела бы меня ба — инфаркт бы схватила. Факт! Волосы разметались от ветра, кусаю эскимо, ещё и парень рядом. То, что он рядом, я всё время чувствую. И меня то тянет — ближе, ближе к нему, то отталкивает — дальше, дальше! И я мечусь туда-сюда, не знаю, куда деть ноги, руки, улыбка разрывает рот, мне одновременно и сладко, и страшно — всё разом! Сегодня к букету чувств примешивается репейник раздражения: мы снова спорим.
— Никакое это не искусство!
— Нет, искусство!
— Мне лучше знать!
— Почему это? Я фотографирую — а ты пробовал хоть раз?
— На фига мне пробовать? Скука. Что, я так не понимаю? Ты просто берёшь и получаешь кусок реальности. Вся твоя заслуга — кнопочку нажать. Разве это творчество?
— Ты неправ.
— Я всегда прав!
— Нет, послушай… Чёрт!
Эскимо тает и пачкает пальцы. Я вгрызаюсь в него и умолкаю. Не понимаю, почему так выходит: всякий раз, когда мы обсуждаем что угодно, — спорим просто до хрипоты. Он говорит, что я неправа, а я обычно сдаюсь. Но не сейчас. Фотография — это святое!
— Дело в том, чтобы запечатлеть не просто кусок реальности, а что-то большее! Понимаешь?
— Не-а. — Он мотает головой. — Так не бывает.
— Бывает. Вот — смотри!
Я показываю Антону на краеведческий музей. Месяц назад музей отремонтировали, и теперь его гладкий фасад сияет жёлтой и белой краской.
— А теперь глянь сюда.
Я достаю телефон и открываю фото. Угол музея, где сходится фасад и боковая стена. Фасад — новенький, бело-жёлтый красавчик; стена — грязно-зелёная развалюха: старые окна, осыпается краска, выпала пара кирпичей.
— И что это?
— Я сняла недавно. Круто, да? — выпаливаю я с восторгом. — Хочу сделать целый фотопроект. Назову его «Изнанка города».
— Это как?
— Изнанка — внутри. То, чего никто не видит. Понимаешь?
— Не-а. Бред какой-то. — Антон отворачивается и сплёвывает сквозь зубы. Я слегка раздражаюсь:
— Да ты слушай! Каждый, кто смотрит на этот снимок, думает о чём-то своём. Полина решила, что я делаю социальный проект. Намекаю, что деньги украли, а дом не докрасили. А Ева сказала, что дома бывают как люди. Красивое лицо, а внутри — гнилые. Поэтому фотография — искусство! Скажи теперь: что ты видишь?
— Ничего! Это просто дом! Обычный дом, обычная фотка! Я таких же могу хоть тыщу нащёлкать.
— Ты раньше не так говорил! — возмущаюсь я. — «Какие у тебя классные фотки, ты просто талантище»! И?
— Это я просто подлизаться хотел, — отвечает Антон и подмигивает. — Получилось?
Я теряю дар речи. С ним совершенно невозможно спорить.
— Пошли посидим?
На деревянных перекладинах качелей нацарапано, что Петя плюс Вика плюс Саша равно нечто похожее на бублик, а рядом, что Катя — шалава. Мне слегка жаль неизвестную Катю, хотя у меня мелькает мысль, что она сама виновата. Про меня бы такого никогда не сказали.
— Раз фотография — не искусство, что тогда искусство? Что тебе нравится?
— О! — Антон воодушевляется. — Сейчас сама услышишь!
Он достаёт наушники из кармана, протягивает один мне.
— На! Слушай: это я читаю!
Я вставляю наушник в ухо, изнывая от любопытства.
В моей жизни давно бывало всякое дерьмо,
Мне много делали назло, но это ветром унесло.
Я настырный, как цунами, отвисаю с пацанами,
Ну а ты кто такая? Скоро я тебя узнаю!
Слушай, детка,
может, ты стреляешь метко,
Но сейчас ты пропала, не на такого напала.
У меня хэпэ под тыщу, твои пули мимо свищут,
А когда я сам стреляю — прямо в сердце попадаю.
И это он считает искусством? Лучше моих фотографий?
Я буду ждать, пока ты скажешь мне «да»!
Я буду ждать, пока ты скажешь мне «да»!
Я беру своё, беру своё всегда!
Иди сюда,
Давай иди сюда!
Что дальше — я не слышу: подлый наушник выползает у меня из уха и падает на плечо. Но я боюсь пошевелиться. Моё бедро прикасается к его бедру, а голову заполняет одна-единственная мысль: как это приятно, что он поделился со мной сокровенным! И мы сидим бок о бок, едим одинаковые эскимо и слушаем одинаковую музыку. Было бы круто ещё купить одинаковые кроссовки — тогда все бы видели, что мы пара! А мы пара? Наверно, да. Но это неважно. Главное — мы на одной волне. Даже если мне не нравятся его песни. Ведь он сам мне нравится, очень нравится.