— Ева! Эй, Ева! Антона не видела?
Мотает головой и продолжает трепаться. Вот свинья! Даже поздороваться не встала. Лавирую между целующимися парочками и пробираюсь на кухню. У холодильника склеились ещё два полуголых тела. Антон с гоготом снимает их на телефон.
— О, Катюша, приветик!
Он слюняво чмокает меня в губы. От него противно пахнет. Похоже, тоже пьяный, как и Курочкин.
— Чего такая кислая?
— Ты что, выпил?
— А то! У меня же праздник? Будешь?
— Не знаю… Мама сказала…
— «Мама фкавала»! — передразнивает меня Антон, скривив рожу. — Маменькина дочка! Молочка налить? Соску дать?
— Зачем ты так?
— А чего ты как маленькая? Давай по пиву?
— Ну давай…
Антон суёт мне бутылку и с криком «Э! Без меня не начинать!» сваливает в гостиную. Разочарование во мне растёт и растёт, как опухоль. Хотя чего я ждала? Что он будет увиваться вокруг меня? Я что — Ева? Зачем мне это? Пусть веселится. Но мог бы хоть заметить, какая я красивая. Наряжалась для него, а он ни словечка не сказал. Грустно.
— Фанты! Давайте фанты!
— Дисюда, дисюда!
— Я тож буду, дайте мне!
В гостиной народ рассаживается кружком. Я втискиваюсь между двумя незнакомцами, слева — девчонка, справа — пацан. Ева напротив меня — между Пушкарёвым и Дружининым. Поймав мой взгляд, подмигивает. Я отвожу глаза: всё ещё злюсь, что она со мной не поздоровалась. Отпиваю из бутылки. Фу, как горько… Но раз все пьют — я тоже стану.
— Каждый по вещичке, быстрей-быстрей! — Антон топчется посередине, размахивая кепкой.
Фанты? Что за детский сад! Но не мой праздник — не мне и командовать. Я распускаю волосы и отдаю Антону резинку.
— Сюда, сюда! Я тож положу… Теперь погнали!
Антон трясёт кепку и вынимает оттуда монету.
— Задание. Рассказать о самом стыдном случае из жизни. Чья десятка?
— Моя! — Курочкин вскидывает руку. — В семь лет описался прямо на уроке!
— Фу-у-у-у!
— Это реально стыдно. Забирай! — Антон бросает монету. Курочкин ловит её ртом и делает вид, что глотает.
— А ну погоди! — кричу я. — Почему я этого не помню?
— Потому что я соврал, госпожа моего сердца! — глазом не моргнув, отвечает Курочкин.
— Так нельзя!
— С чего же? Никто не говорил, что я обязан…
Я машу рукой — охота мне с ним спорить! — и делаю ещё пару глотков. Внутри разгорается клубок огня, и его тонкие ниточки бегут по венам. Любопытно… Вот так, значит, действует алкоголь?
Антон достаёт новый фант:
— Задание. Продолжить в рифму. «На концерте Элтон Джона…»
— «…Повстречались два гондона!» — без запинки выдаёт пацан справа от меня. Все так и грохнули. Странно: шутка тупая, но я хохочу вместе со всеми. Голова будто мыльными пузырями набита. Как весело!
— Тоха, давай что-нибудь поинтересней!
— Поинтересней? Легко! Тогда следующий пусть поцелует меня в зад!
Он вынимает из кепки резинку для волос, и моё сердце делает «бум!» прямо в горле.
— Чья?
— Моя.
— О-о-о!
— Я не хочу…
— Ха! Давай-давай!
— Це-луй! Це-луй! Це-луй!
— Назначь другое задание!
Я умоляюще смотрю на Антона — но он ржёт вместе со всеми:
— Штаны снять или сама снимешь?
— Я не собираюсь целовать твой зад, — отрезаю я.
— Э, хорош ломаться!
— Ну чё ты, чё ты?
— Правила одни для всех! Особенная, что ли?
Кто-то сзади поднимает меня на ноги и подталкивает к Антону. Я вырываюсь:
— Отвяжись! Пусти меня!
— Тихо! — Антон поднимает ладони. — Ща со всем разберёмся. — Хватает меня за локоть. Я, ошарашенная, не сопротивляюсь.
Он запирает задвижку в ванной и оборачивается ко мне. На лице написана такая злоба, что я в ужасе отшатываюсь. Прижимаюсь к холодному кафелю.
— Какого хрена?
— Антон…
— Те что, трудно было? А?
— Вообще-то да! Это унизительно!
— Дура! Это просто игра!
— Если игра — должно быть весело!
— Всем и было весело!
— А мне — нет!
— Потому что нехрен ломаться!
Антон приближается. У него жуткое, перекошенное лицо. Прижимает меня к стене. Больше всего на свете я хочу исчезнуть.
— Давай по-хорошему. Не порти мне праздник.
— Не буду, — бормочу я. — Больше не буду. — Я готова сказать и сделать что угодно, лишь бы он не смотрел на меня таким стеклянным взглядом.