По телику документалка про биатлон. Мама его обожает, а я — не особо. Не люблю, когда стреляют, даже если по мишеням, а не в живых людей. А если бы вместо винтовки был фотоаппарат — другое дело. Я бы побегала с ним на лыжах. Вот тебе задачка: и приди первой, и поймай удачный кадр. Круто я придумала? А фоткать я люблю, потому что папа любил. Правда, на хороший фотик нету денег, поэтому я пока для тренировки щёлкаю на телефон. Хотя я думаю, что мама могла бы и раскошелиться на фотик: это же не придурь, а всерьёз! Но канючить бесполезно. Я пробовала — ничего не вышло. Потому что еда и обувь, понимаете ли, важнее. Да ладно! В школе только и твердят, как важно духовно развиваться. А фотик, в отличие от новых сапог, помог бы моему духовному развитию. Факт! Я могу и в старых ходить. Тем лучше: ноги будут медленнее расти. Не хочу шлёпать с сороковым размерчиком!
Кино кончилось. Мама выключает телевизор и опять трещит клавишами. А на меня напало сентиментальное настроение. Я кутаюсь в плед и прошу:
— Мам, а расскажи опять про коростеля!
Моя любимая история о папе — как он придумал мне прозвище. Готова слушать её бесконечно. Никогда не надоедает. А мама рассказывает её снова и снова и не спрашивает: «Что, опять?»
— Папа тебя очень любил. Целовал, на руках носил. А ты не хотела сидеть на руках. В коляске тоже поднимала рёв. Как только научилась ходить — ходила всюду сама. Поэтому папа и стал тебя звать коростель.
— А почему коростель? — спрашиваю я, потягиваясь под пледом.
— Потому что он ходит пешком, а не летает.
— Да ладно? — Я делаю вид, что удивляюсь. — Как страус?
— Не совсем. Страус не умеет летать. А коростель умеет, но не любит. Он больше бегает. Говорят, он приходит к нам из Африки пешком.
— Правда?
— Кто знает. Может, как-нибудь пойдёшь пешком за коростелём, тогда сама и узнаешь. Чоп-чоп, правой-левой! Где там Африка? — Мама бросает ноутбук и щекочет меня. — Здесь? Или здесь? А может, тут?
Я хохочу и отбиваюсь. Я и сейчас люблю ходить. И бегать. На физре я всех обгоняю. Только Ларионова меня обходит. Но она с детства занимается лёгкой атлетикой, так что это не в счёт. Пусть нос не задирает. Зато среди любителей я первая. Даже лучше многих пацанов. Жаль, папа не видит. Он бы мной гордился!
— Грустно, что папа умер, — говорю я вполголоса. — И жалко, что фотографий почти нет.
— Что поделать, — отвечает мама. — Огонь — беспощадная штука.
Эту историю я тоже слышала не раз. Но не прошу её пересказывать. Слишком больно. Мы жили втроём: маленькая я, папа и мама. А потом случился пожар. Квартира сгорела. Мама со мной переехала к ба, а папа отправился в Москву, к своим родным. Хотел устроиться фотографом в газету, накопить денег и забрать нас. Но ничего не вышло. Его сбила машина, и он погиб. Там и похоронили. Его родные тоже умерли. Вот и всё. Есть только мама, ба и я. А папы нет. Ничего от него не осталось. Только одна-единственная фотография.
— Неужели больше ни одной не сохранилось?
— Нет, милая. Хотя… Есть ещё одна.
— Где же она?
— Нашла! Вот! — Мама нажимает мне на нос.
— Хи-хи! Я похожа на папу?
— Похожа. У тебя глаза — в точности как у него.
Я сворачиваюсь клубком. Я видела тысячи папиных снимков, а его лицо есть только на одном. Папа с мамой посреди солнечного парка. Наверно, весной: тополиные листья такие яркие и блестящие. Мама в любимом изумрудном платье, которое надевает только по праздникам, держит сахарную вату. А папа — молодой и красивый — стоит, улыбаясь, со мной на руках. Точнее, на руке: вторую зачем-то убрал за спину. Что он там держит? Не пойму. Вижу только зелёное пятнышко. Вот какой он сильный. Был… Наверно, и одним мизинцем меня бы поднял. А у крохотной меня недовольное лицо. Я кривлюсь и того и гляди заплачу. Эх! Если бы я знала, что мы так мало будем вместе, — сидела бы смирно, а не ходила пешком, как коростель. Вот бы кто изобрёл машину времени. Я бы отправилась в прошлое. Обнять папу, сказать: смотри, вот я какая! Ты мной гордишься? А он бы ответил: конечно, да! Ты вся в меня. Моя замечательная, любимая дочь…
Мои мечты о прекрасном прошлом прерывает жестокое настоящее в виде ба:
— Катерина, ужинать!
— Да я не хочу пока!