— И что потом?
— Она сказала спасибо. Позвонила в пятую. Ей открыли. А дальше не знаю. Я бы подслушала, но мать не дала. Мы даже поругались. Она говорит: зачем я вмешалась, а вдруг у них детей отнимут… Я говорю: а что, лучше, когда бьют? Она говорит: лучше — не лучше, а дело семейное, нечего лезть. Я говорю: а если бы у нас так? Она говорит…
— Ах, Ева! — Я обнимаю её изо всех сил — и кажется, слышу, как трещат её косточки.
— А ты молодец, — замечает Полина с задней парты.
— Я даже знаете что подумала. — Ева крутит в руках пенал и смотрит в парту. — Эта женщина. Она так говорила со мной. Про защиту. И знаете… Ей не всё равно. И я… мне ведь тоже не всё равно. Быть моделью — такая тупая мечта. Это ничего не меняет. Если б я тоже могла кого-то защитить. Как эта женщина. Может, если я пойду работать в полицию, то таких девочек станет меньше. Которых бьют. Вот.
— А ты видела её? — тихо спрашиваю я. — Эту девочку, соседку? Ты знаешь, кто это?
Ева заливается румянцем до ушей и не отвечает.
В класс входит Мила, а сразу за ней — Антон. Мила слегка мешкает, а Антон толкает её к стене и бормочет:
— Дай пройти! Растопырилась тут, корова…
Я леденею. Антон брякается за свою парту. Мила подходит к нему. Складывает учебники в сумку.
— Куда намылилась?
— Я не буду с тобой сидеть, — тихо отвечает она.
— Можно подумать, тебя кто-то спрашивает! Не мычи, а молчи — за умную сойдёшь! Ха-ха…
Антон оглядывается, ожидая поддержки, но никто не подхватывает его противный смех. Курочкин ловит мой взгляд, вновь снимает невидимую шляпу и шепчет: «Молчу, молчу, моя королева!» Девчонки молчат, пацаны молчат — никто не смеётся, никто не шутит.
— А ну заткнись, — говорю я хмуро.
— Чего?
— Заткни свою пасть. — Я вскакиваю. — Не зови её так!
— Тебе какое дело? — Антон поднимается на ноги и насмешливо смотрит на меня сверху вниз. — Как хочу, так и буду звать. — И, оборачиваясь к Миле, он повторяет: — Корова, корова, корова!
Я не успеваю ничего подумать, как злость внутри меня, которая копилась давно, очень давно — с того самого горького, чёрного, ледяного вечера, когда у меня в груди возник кусок асфальта, — взрывается, и моя рука словно сама собой выстреливает и тут же возвращается на место.
Антон прижимает к носу пальцы. Из-под них сочатся красные струйки. Отнимает ладони: его лицо ужасно злое и растерянное. Сейчас он мне врежет. Я не опущу глаз. Сейчас он…
— Я всё бате расскажу! — орёт он, брызгая кровью, а меня начинает разбирать смех:
— Вот как? Вперёд — похвастайся, что тебя побила девчонка! Или кишка тонка? Нам с Евой тоже будет что ему рассказать!
— Точно, — хмуро подтверждает Ева. — Ещё как будет.
Антон выбегает из класса. Мила молча собирает вещи, перетаскивает стул и усаживается рядом с Полиной. Полина смотрит на меня, приоткрыв рот.
— Ну давай, — говорю я обречённо, — скажи, что это сексизм и манипуляции.
— По счастливой случайности, — отвечает Полина невозмутимо, разглядывая свои ногти, — я совершенно ничего не слышала.
И добавляет:
— Спасибо за зефир. Было вкусно.
Эпилог
— А почему не ветеринарка?
— Потому что ветеринаркой называют клинику, а не девушку-ветеринара. Думаешь, меня кто-нибудь поймёт?
— Конечно! Если совсем не тупица. Смотри: финка взяла финку, полька пляшет польку… Всё же понятно? Или вот: «Я вижу сквозь стекло, что по нему стекло три капельки дождя…»
— Да ты поэтесса, Полина!
— «…Дя-дя, дя-дя, дя-дя». Не. Мне не дано. Я к чему? В русском языке море слов, которые одинаково пишутся, но обозначают разное. И ничего: мы друг друга понимаем.
— Ну ты же знаешь, что дело не в этом…
— Над тобой будут смеяться. Вот в чём дело. Ты отличаешься — тебя не понимают. Тебя не понимают — тебя высмеивают.
— Да меня саму бесит, что надо говорить «ветеринар» про женщину. Может, когда-нибудь…
— Девочки, ну хватит! Мало в школе русского — вы ещё тут диспут устроили. Мы же по делу, а не так, попялиться. Кать! Посмотри лучше — вот эти. Как тебе?
— Ну…
— А может, такие? Круглые?
— Не-а.
— А эти, чёрные?
— Слишком скучные, Ева. Я хочу что-нибудь необычное. Особенное. Просто ах! Чтобы все увидели — и упали!
— А как насчёт этих?
— М-м-м… Так себе.
— Тебе не угодишь! Мы уже всё перебрали…
— Сходим куда-нибудь ещё. Тебе что, некогда? Опять на свидание опаздываешь?