— Мы могли бы нанимать сиделку.
— Наверно, это слишком дорого, — бурчу я.
— Если на пару часов в день — то не очень.
— Ничего. Сами справимся.
— Мы уже не справляемся. — Мама вздыхает. — Я не позволю тебе жертвовать уроками и экзаменами. Это важнее всего.
— Может, есть и другие варианты…
— Есть.
Я вскидываю голову. Мама режет помидоры. Убирает запястьем волосы со лба:
— Не знала, как тебе лучше сказать… что-то вроде новости…
— Ты хочешь сбагрить бабушку в дом престарелых?!
— Нет. — Мама откладывает нож. — Хотя это не самый плохой вариант.
— Не самый? Это всё равно что выбросить на улицу! Мы же её родные!
Нас прерывает бабушка. Она незаметно подошла ко мне. Тянет за рукав:
— Наташа… Я совсем голодная… Почему ты меня не кормишь?
Я теряю дар речи. Неужели она не помнит? Всего-то полчаса прошло!
— И почему у нас дома чужая женщина? — шепчет бабушка мне на ухо, но так громко, что слышат, наверно, даже соседи. Мама каменеет.
— Давай я включу тебе кино, — говорю я бабушке. — Хочешь что-нибудь посмотреть?
— «Иронию судьбы»! — сразу отзывается она.
Я нахожу ей фильм и возвращаюсь на кухню.
— Если я потеряю память, — глухо говорит мама, вытирая лицо полотенцем, — отдай меня в интернат. Не хочу быть обузой. Не хочу, чтобы ты тратила на меня жизнь.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
— Но это будет значит, что мне на тебя плевать!
— Нет. Это будет значит, что мне не плевать на тебя.
— Давай о чём-нибудь другом поговорим, — отвечаю я хмуро. — Что там за новость?
— Ну…
Мама мнётся, и меня всё больше охватывает нетерпение и страх.
— Что-то случилось? Ты больна? Говори же!
— Дмитрий Владимирович предложил к нему переехать.
— Всем вместе?
— Конечно. Вчетвером будет легче.
Вот так неожиданность.
— И что ты ему ответила?
— Что посоветуюсь с тобой.
— Серьёзно? Тебе важно, что я думаю?
— Конечно, важно.
— Я думаю… — говорю я медленно и вижу, как меж её бровями возникает складка, — я думаю… думаю, как мы будем жить все вместе? Ещё и с пятью собаками?
— Наверно, это не особенно отличается от жизни с четырьмя собаками?
Мама улыбается. И я улыбаюсь ей в ответ.
Перед сном я смотрю на огни ночного города и думаю, что всё будет хорошо. Ведь «всё будет хорошо» — это не обещание, а надежда. А я не хочу терять надежду. Наверняка нас впереди ждёт много трудностей. Но и радостей тоже много. Я не одна: у меня есть мама, бабушка, Полина, Ева, Вега, Дмитрий Владимирович, мои фотографии, моя мечта, мой город, мой мир!
И мне захотелось всего и сразу. Танцевать на улице под летним дождём и лежать в кровати под тёплым одеялом, слушая завывания вьюги; обнимать подруг и идти в одиночестве по парку; кричать от ослепительного счастья и плакать от тихой грусти, от которой внезапно, без причины защемило сердце. Я раскинула руки и представила, как взлетаю и обнимаю весь город. Спокойной ночи, мамочка! Мы справимся со всем. Я подарю тебе фотоаппарат. А когда-нибудь заработаю достаточно денег — и тебе больше не придётся притворяться, что ты не любишь крепкий чай. Спокойной ночи, Ева! Ты поступила правильно. Я так тобой горжусь. Спокойной ночи, Полина! Может, я не изменю мир, но я знаю, что ты — изменишь. Факт! Спокойной ночи, бабушка! Я знаю, тебе тяжело, как и нам, и я люблю тебя, хотя ни разу об этом не сказала, и я так сожалею… Спокойной ночи, Вега! Тебя никто никогда больше не назовёт чучелом. Спокойной ночи, Дмитрий Владимирович! Спасибо, что был рядом, когда я в этом нуждалась. Спокойной ночи, Миляуша! Если я увижу, что тебя ещё кто-то обидел, — я и ему расквашу нос. Спокойной ночи, Юлия Антоновна! Спасибо, что поверили в меня.
Мне так много хочется сказать. Но у меня впереди уйма времени, верно? А сейчас я иду спать. Спокойной ночи всем!
Восходит восхитительное солнце. Я надеваю спортивную форму, затягиваю шнурки на кроссовках и с наслаждением выбегаю на школьный стадион. На последнем занятии мы сдаём бег на два километра.
Срываюсь с места и пропускаю торопыг вперёд. Они быстро устанут — тогда я буду первой. Кажется, у меня столько сил, что я могла бы обежать всю Землю по экватору, посмотреть на весь мир, убедиться, что весь он — для меня, что весь он — мой.
На последнем круге меня обходит Миляуша. Огибает справа и резво уносится вперёд. Я могла бы обогнать её, легко — но не хочу. Я бегу, размеренно вдыхая и выдыхая, смотрю, как передо мной мелькает её жёлтая майка и руки — голые и тонкие, как зубочистки. Я улыбаюсь. И мне ничуть не обидно, что я не первая.