Безумная тоска по родному миру, от которой по ночам хотелось выть постепенно отступала, вытесняемая новыми событиями. Страх и одиночество от потери друга уже не били так остро и непредсказуемо от случайной мысли или фразы. Где-то в глубине души я верила, что Габриэль жив. И смириться с тем, что из Тёмного Оплота не возвращаются, я не имела права! Друзей не бросают на произвол судьбы…
Возможно, из-за того, что ко мне отнеслись, если не по-доброму, то с терпением, местные Владыки — это до сих пор сохраняло мне жизнь. Но знать о том, чего мне будет стоить любое неосторожное действие — было страшно.
Мой будущий убийца неотступно следил за каждым шагом и то, что мне удалось единожды улизнуть от него, можно было считать невероятной удачей. Повторится ли ещё такая возможность?
Там — в гостиной эльфа — на столе лежала книга, в которой могли быть подсказки к ответам на мучившие меня вопросы. А я испуганной мышью забилась в его спальню и, обняв подушку, вдыхала терпкий кедровый аромат, которым пахла его кожа. Слишком привыкшая к тому, что рядом постоянно ангел — могла ли я перенести на Дорханиэля свою потребность в не-одиночестве? На ум приходили умные фразы из книг и телепередач о "стокгольмском синдроме". Испытывала ли я к своему охраннику чувства загнанной в ловушку жертвы? Нет. Тогда почему ответила на поцелуй? Почему в его объятьях в этот миг мне стало так тепло и уютно?
Усилием воли поднялась с кровати и высунула нос в гостиную, оказавшуюся пустой. Там же, где я её и оставила, сиротливо притулилась выданная Вирданом во временное пользование книга. Прокралась к столу и, сцапав томик, хотела уже вернуться в спальню когда от двери донёсся, прервавший мой с Дорханиэлем поцелуй, голос.
— Если ты хотела вести себя незаметно и в перспективе использовать возможность для побега, то для этого слишком громко топаешь и шорох крыльев тебя выдаёт.
Вздрогнув от неожиданности, обернулась на звук и встретилась глазами с насмешливым изучающим взглядом светловолосого эльфа. По лекалу их тут, что ли делают? Высокий, широкоплечий, гибкий мужчина прислонился к стене возле двери и наблюдал за мной.
— Фарадир, — представился незнакомец и слегка склонил голову.
— Лариса, — о реверансах и книксенах я знала только по названиям, поэтому повторила его жест, чем вызвала ироничную улыбку.
— Если хочешь стать незаметной, научись контролировать каждый свой шаг, — волосы цвета выбеленной солнцем и первым морозом осенней травы Фарадир откинул назад и заплёл в косу. — Могу научить.
— А что взамен? — подсознательно меня обеспокоили его доброжелательность и благодушие.
— Не только у тебя в Темных землях друг, — задумчиво меня разглядывая, ответил эльф. — Если ты нужна душегубу, то — преступление не использовать тебя в качестве наживки. А для этого тебя нужно хоть чему-то научить, иначе не выберешься и Дорханиэль мне голову оторвёт.
Вот так. Просто у них всё здесь, прямолинейно. Никто не юлит и не скрытничает, не плетёт интриги. Коротко, ёмко и в лоб: мы тебя убьём, а ты выбери как.
— Простите, а Дор в курсе Ваших идей? — от неожиданности я даже соскользнула на привычное "Вы" по обращению к незнакомцу, хотя этого местоимения тут не употребляли.
— Почему ты решила, что кроме меня может быть заинтересован кто-то ещё? — взгляд эльфа стал жёстким и цепким, а сам он чуть подался вперёд.
Вот и как объяснить теперь свою оговорку? С другой стороны, в одиночку на брудершафт не пьют, а значит не может быть он один заинтересован в своём предложении.
— Я, знаете ли, математику очень люблю. Сложила два и два.
С трудом удержалась от того, чтобы судорожно не сглотнуть и не вздрогнуть. Эльфы оказывается страшные когда злые, или это только Фарадир такой? Напрягшееся подобно сжатой пружине тело, пальцы охватившие рукоять меча и кинжала, тонкие губы вытянулись в линию, ноздри раздулись, а глаза блестят бешенством.
— Не маловата для того, чтобы играть со мной? — мужчина в одно движение оказался рядом и навис сверху, буравя взглядом.
Ой, мамочки, и с кем я связалась? Можно бы и отказаться, но если и есть возможность спасти Габриэля, то она вот — возвышается на две головы сверху и смешно топорщит покрасневшие от злости уши.
— А я что? Я ничего, — пожала плечами и на всякий случай ретировалась подальше.
Смерив меня тяжёлым стальным взглядом, Фарадир выпрямился и вернул своему лицу спокойное выражение.