— Да-да, — рассеянно подтвердила она, без особых стараний ковыряясь в земле, — с другой стороны, Инга, это самое мягкое из наказаний. Если бы нас отправили в инвентаризацию или отстойник было бы не в пример хуже, верно? А, прости. Не наказание. Дисциплинарный выговор с направлением на отработку туда, где наблюдается временный дефицит работников, в качестве безвозмездной помощи. Поскольку мы на 48 часов отстранены.
— Почему именно ты моя напарница? — недоуменно произнесла кареглазая и снова с раздражением откинула прядь светло русых волос в сторону.
— Это, — подняв палец вверх, назидательно ответила Янат, — потому что ты и я антиподы.
— Нет, — гневно вырвалось у Инги, — это потому что тебе все сходит с рук из-за твоего… — она внезапно осеклась и виновато посмотрела на напарницу. Гнев, словно вода стек с нее, оставив чувство вины и неловкости. Янат, сидевшая на корточках, положила лопатку и выпрямилась.
— Я, конечно, лажанулась с этим поясом, — спокойно ответила она, — и, конечно, мне не стоило быть такой беспечной. Правильнее сказать, я допустила ошибку, когда недооценила возможность человека найти неприятности где угодно. И это стало моим уроком. Ты хочешь, чтобы я извинилась и перед тобой?
Инга вспыхнула и в глазах ее заплясали настоящие языки ярости:
— Да, черт возьми, хочу! Я очень испугалась, когда ты вдруг просто исчезла. А когда обнаружила, что твой датчик отключен, то решила, бог знает, что я решила. А ты стоишь теперь и выделываешься!
— Чего ты злишься? Кажется, я получила по заслугам, — Янат неожиданно улыбнулась и ее оранжевые глаза засверкали как два маленьких солнышка. Она дотронулась пальцем до носа, оставив на нем пятнышко грязи, — видишь?
На ее лице еще видны были следы падения в земляной колодец. Побледневшие и неявные, но все же. Инга скривилась. Перед ее глазами до сих пор стояла картина: Янат, покрытая с ног до головы смесью крови, пыли и грязи. Нос разбит, на лбу здоровенный кровоподтек и шишка, подбородок, ладони, локти и ноги от голени до паха свезены до мяса. Два дня назад. Да, она злилась.
— Ты идиотка, подруга. Тебе повезло. Как обычно повезло. Будь я на твоем месте, непременно сломала бы шею или пролежала пару недель в госпитале. А может вообще, лишилась работы за подобную беспечность. А ты сидишь тут и хохмишь. К тому же умудряешься заставить меня почувствовать вину.
— Не ворчи, — улыбка Яна стала чуть более напряженной, но не исчезла, — Порой все мы думаем о себе лучше, чем заслуживаем. Когда ты много лет выступаешь в роли добровольной подопытной крысы, многие вещи кажутся глотком свежего воздуха.
Инга отряхнула комбинезон и сурово ответила.
— Мы пошли на прогулку. Без толкового запаса еды и воды, в коротких шортиках и майках, далеко от базового лагеря. Оставили вездеход на опушке и уперлись в чащу. А ты взяла и не одела пояс. Единственную приемлемую защиту от дурака. Это даже не было частью задания. Тебе просто хотелось подышать воздухом и ощутить свою принадлежность к миру природы. Так, кажется, ты сказала? Надышалась?
— Смени пластинку, — Янат поняла, что Инга только сильнее распаляется, обсуждая произошедшее. Они действительно были очень разными.
Вместо этого Инга швырнула лопатку в сторону и пошла меж рядков прочь, ругаясь в полголоса. Ее душили ярость и обида. Она до сих пор чувствовала эту обиду. Все в Яне в тот миг бесило ее: пренебрежение правилами, чужеродность, знаменитость, удачливость и независимость. Особенно последнее. То, в чем педантичная, строго следующая правилам и нормам Инга всегда себе отказывала.
Янат посмотрела ей вслед и вернулась к своим грядкам.
2 глава
Я люблю поезда. Точнее, не поезда, а само движение в них. Запах гари, смазки, монотонный перестук колес. Призрачный, будто бы смазанный свет вечера, скромно льющийся из ламп на потолке. Но самое удивительное не внутри, а снаружи. Эти мелькающие за окном панорамы. Лоскутные одеяла полей, разноцветье на полянках, лесополосы колоннами марширующих солдат пролетающие рядом. Ощущение ирреальности возникающее у меня в эти мгновения, я тоже люблю.
Мгновениями, вспышками, образами — жизнь. Мое время внутри тянется медленно и тягуче, подобно патоке, а снаружи, кажется, мчится стрелой поезда. Мелькает двор, дом, поселок и снова темнота, столбы один за другим и зубцами на фоне сине-черного неба силуэты деревьев.
А утром. Что за божественное состояние предвкушения чуда? Дрожания внутри, ощущения: музыка единственной струны взявшей высокую ноту бесконечности. Когда небо меняет цвет, оно словно линяет, слой, за слоем скидывая умершую плоть. Под ней выступают нежность и сочность нового, переплетаются в изумительных оттенках лазури, нежно голубого, розового, лилового, цвета золота и вишневой пенки — пласты, уровни, символы. Облака плывут пушистой армадой, рядом удивительных образов: горами снега на призрачных вершинах, шариками пломбира политого соусом из ягод и вобравших насыщенность их цвета. И из-за них слепящее, величественное выступает солнце. Сначала оно выпускает лучи, прорезающие насквозь саму ткань бытия, рассыпающие на земле пятна золотистого теплого света. А затем словно бы рождается из пены облаков, подобно Афродите. Наступает новый день.