…Марико смотрела, как Фудзико наливает остатки саке. И эта чашка была выпита, как и все остальные, без всякого выражения.
– Додзо. Саке, – произнес Блэкторн. Принесли еще саке. И оно кончилось. – Додзо. Саке.
– Марико-сан, – всполошилась Фудзико, – господину не следует пить так много. Он опьянеет. Спросите его, пожалуйста, не хочет ли он теперь принять ванну. Я пошлю за Суво.
Но Блэкторн не хотел принимать ванну.
Фудзико приказала принести еще саке, а Марико тихонько попросила служанку:
– Принеси немного жареной рыбы.
Новая бутылочка саке была опустошена с той же молчаливой сосредоточенностью. Пища не соблазнила его.
Подали еще саке, и содержимого двух бутылочек как не бывало.
– Пожалуйста, принесите Андзин-сан мои извинения, – попросила Фудзико. – В доме больше нет саке. Пусть он извинит меня за такое упущение. Я послала служанку достать еще в деревне.
– Хорошо. Он выпил более чем достаточно, хотя и кажется, что это на него совсем не подействовало. Почему бы вам сейчас не уйти, Фудзико? Самое время поговорить с ним о вас.
Фудзико поклонилась и ушла, благословляя обычай вести важные дела через третьих лиц. Таким образом сохранялось достоинство обеих сторон.
Марико объяснила Блэкторну заминку с саке.
– Сколько времени понадобится, чтобы достать еще?
– Немного. Может быть, вам пока стоит принять ванну? Я прослежу, чтобы саке подали сразу, как принесут.
– Торанага ничего не говорил о своих планах касательно меня перед отъездом? О морских делах?
– Нет. Извините, он ничего не говорил об этом. – Марико искала признаки опьянения. Но, к ее удивлению, оно никак не проявлялось: ни легкого оживления, ни сбивчивой речи. От того количества спиртного, что он выпил за столь короткое время, любой японец давно бы уже был пьян. – Вам не нравится саке, Андзин-сан?
– Слишком слабое. Оно не пьянит.
– Вы стремитесь забыться?
– Нет – решить.
– Все будет сделано.
– Мне нужны книги, бумага и перо.
– Завтра я предоставлю вам все это.
– Нет, сегодня же вечером, Марико-сан. Я должен начать сейчас.
– Господин Торанага сказал, что пришлет вам книгу – как вы называете их? – грамматику и словари, составленные святыми отцами.
– Сколько это займет времени?
– Не знаю. Но я проведу здесь три дня. Возможно, за это время смогу быть вам полезной. И Фудзико-сан здесь, чтобы поддержать вас. – Она улыбнулась, радуясь за него. – Мне выпала честь сказать вам, что она будет вашей наложницей, и…
– Что?
– Господин Торанага просил ее быть вашей наложницей, и она согласилась. Она будет…
– Но я не согласен…
– Что вы говорите? Извините, я не понимаю…
– Она не нужна мне. Ни как наложница, ни в любом другом качестве. Я считаю ее безобразной.
Марико уставилась на него:
– Но что же тогда делать?
– Пусть она уезжает.
– Но, Андзин-сан, вы не можете отказаться! Это будет ужасным оскорблением для господина Торанаги, для нее, для всех! Что она вам сделала плохого? Ничего! Усаги Фудзико…
– Слушайте меня! – слова Блэкторна эхом разносились по веранде и всему дому. – Скажите ей, чтобы уезжала!
– Простите, Андзин-сан, вы не правы, что сердитесь. Вы…
– Я не сержусь, – холодно произнес Блэкторн. – Как вы не можете взять в толк, что я устал быть марионеткой? Я не хочу этой женщины. Я хочу получить обратно мой корабль, команду и забыть все это! Я не останусь здесь на шесть месяцев. Мне не нравятся ваши обычаи. Это ужасно, что один человек угрожает похоронить всю деревню, если я не научусь японскому языку. А что касается наложницы – это хуже, чем рабство. Это чертово оскорбление – замыслить такое, не спросив моего согласия!
«Что же теперь делать? – беспомощно спрашивала себя Марико. – При чем тут безобразие, если речь идет о наложнице? И Фудзико вовсе не безобразна. Как он не понимает?» Потом она вспомнила предупреждение Торанаги: «Марико-сан, вы лично отвечаете за то, чтобы, во-первых, Ябу не помешал моему отъезду, после того как я отдам ему свой меч, и, во-вторых, Андзин-сан согласился остаться в Андзиро». – «Я сделаю все, что смогу, господин. Но боюсь, Андзин-сан доставит мне хлопот». – «Обращайтесь с ним как с соколом. Это ключ к нему. Я приручаю сокола за два дня. Вам даю три».
Она отвернулась от Блэкторна и напрягла весь свой ум. «А он действительно похож на сокола, – подумала она. – Тот же пронзительный клекот, бессмысленная ярость, а когда спокоен – то же высокомерие, тот же немигающий взгляд, та же самоуглубленность и непреходящая, внезапно прорывающаяся злобность».