– Я согласна. С вами обошлись ужасно, и вы вправе рассердиться, – промолвила она примирительно. – Да, конечно же, господину Торанаге следовало спросить вас, но он ведь не знает ваших обычаев. Он только пытался оказать вам честь, как поступил бы в отношении любого заслужившего награды самурая. Он сделал вас хатамото – это почти что рыцарь, Андзин-сан. Во всем Канто их не более тысячи. А что касается госпожи Усаги Фудзико, он только пытался услужить вам. У нас, Андзин-сан, это рассматривается как большая честь.
– Почему?
– Потому что ее род очень древний, и она весьма образованна. Ее отец и ее дед – даймё. Конечно, она из самураев, но, – деликатно добавила Марико, – вы окажете ей большую честь, взяв ее в наложницы. Ведь она нуждается в новом доме и новой жизни.
– По какой причине?
– Она недавно овдовела. Ей только девятнадцать лет, Андзин-сан, но она потеряла мужа и сына и переполнена угрызениями совести. Ей необходимо начать новую жизнь.
– Что случилось с ее мужем и ребенком?
Марико колебалась, огорченная невежливой прямотой Блэкторна. Но она понимала, что это его обычная манера поведения.
– Их приговорили к смерти. Пока вы здесь, кто-то должен вести дом. Госпожа Фудзико будет…
– Почему их приговорили к смерти?
– Ее муж чуть не обрек на гибель господина Торанагу. Пожалуйста…
– Торанага приговорил их к смерти?
– Да, но он был прав. Спросите ее. Она того же мнения, Андзин-сан.
– Сколько лет было ребенку?
– Несколько месяцев, Андзин-сан.
– Торанага приговорил младенца к смерти за то, что сделал его отец?
– Да. Таков наш обычай. Пожалуйста, будьте терпимей к нам. В некоторых вещах мы не свободны. Наши порядки отличаются от ваших. Видите ли, по закону наша жизнь принадлежит нашему сюзерену. Глава семьи распоряжается жизнями своих детей, жены и наложниц, а также слуг. Его собственная жизнь в руках сюзерена. Таков наш обычай.
– Так что, глава семьи может убить любого в доме?
– Да.
– Тогда вы – нация убийц.
– Нет.
– Но ваш обычай прощает убийство. Я думал, вы христианка.
– Я христианка, Андзин-сан.
– А как же заповеди?
– Я не могу этого объяснить, правда. Но я христианка, и самурай, и японка, и одно не противоречит другому. Пожалуйста, постарайтесь нас понять.
– Вы отдадите своих детей на смерть, если Торанага прикажет?
– Да. У меня только один сын, но я думаю, что да. Мой долг так поступить. Таков закон – если мой муж с этим согласится.
– Надеюсь, Бог сможет простить всех вас.
– Бог понимает, Андзин-сан. О, он нас поймет. Может быть, он и вам откроет глаза. Извините, я не могу объяснить толком. – Она обеспокоенно посмотрела на Блэкторна. – Андзин-сан, вы для меня загадка. Ваши обычаи мне непонятны. Может быть, нам обоим следует проявить больше терпимости, и тогда мы лучше поймем друг друга? В отношении госпожи Фудзико, например. Она будет присматривать за вашим домом и слугами. Исполнять ваши прихоти – все, что захотите. Ведь кто-то должен делать это. Вам не обязательно спать с ней, если вас это волнует, если вы не находите ее привлекательной. Нет необходимости даже быть вежливым с ней. Она будет служить вам как захотите, любым способом, какой вас устроит.
– Я могу обращаться с ней, как мне вздумается?
– Да.
– Я волен спать с ней или не спать?
– Конечно. Она найдет кого-нибудь приятного вам для удовлетворения телесных нужд, если пожелаете, или не будет в это вмешиваться вообще.
– Я вправе обходиться с ней как со слугой? Как с рабой?
– Да. Но она заслуживает лучшего.
– Могу я прогнать ее? Приказать ей уйти?
– Если она оскорбит вас – да.
– А что тогда будет с ней?
– Обычно в таких случаях женщина с позором возвращается в дом родителей, которые могут или принять ее обратно, или не принять. Кто-то, подобно госпоже Фудзико, предпочтет убить себя, а не терпеть такой стыд. Но она… вам следует знать, что настоящий самурай не может покончить с собой без разрешения его господина. Некоторые, конечно, совершают самоубийство, но они нарушают свой долг и не могут считаться самураями. Я бы не убила себя, несмотря ни на какой стыд, если бы мне не разрешил мой господин Торанага или мой муж. Господин Торанага запретил ей покончить с жизнью. Если вы отошлете ее, она станет неприкасаемой – эта.
– Но почему? Почему семья не примет ее обратно?
Марико вздохнула:
– Извините, Андзин-сан, но, если вы отошлете Фудзико назад, позор будет столь велик, что ее никто не примет.