– Да, вы и люди Идзу очень помогли нам тогда. Может быть, если бы не вы, мы бы не одолели Канто! А, Ябу-сама? – добавил он, внезапно останавливаясь и этим обращением удастаивая Ябу прилюдных почестей.
Неожиданная лесть вывела Ябу из равновесия. Он уже сожалел, что столь необдуманно предложил Торанаге проинспектировать свое войско.
– Может быть, но я сомневаюсь. Тайко приказал уничтожить клан Бэппу. Поэтому тот был уничтожен, – заметил он…
Это было десять лет назад, когда один только могучий и древний род Бэппу, возглавляемый Бэппу Гэндзаэмоном, противостоял объединенным силам Накамуры, будущего тайко, и Торанаги, являя собой последнее и главное препятствие на пути Накамуры к полному владычеству над страной. Столетиями Бэппу владели Восемью Провинциями, Канто. Сто пятьдесят тысяч человек осаждали их оплот – город-крепость Одавару, который сторожил перевал, ведущий через горы в невероятно богатые и плодородные равнины, где растили рис. Противостояние длилось одиннадцать месяцев. Новая наложница Накамуры, высокородная госпожа Осиба, юная красавица, едва достигшая восемнадцати лет, прибыла в лагерь своего господина, разбитый у крепостных стен, с младенцем на руках, и Накамура едва не впал в детство, радуясь рождению своего первенца. Госпожу Осибу сопровождала ее младшая сестра Гэндзико, которую Накамура прочил в жены Торанаге.
«Господин, – сказал тогда Торанага, – я, конечно, буду польщен, если наши дома еще больше сблизятся, но пусть лучше на госпоже Гэндзико женится мой сын и наследник Судара».
Ушло немало времени на то, чтобы убедить Накамуру. Когда же о его решении сообщили госпоже Осибе, та сразу взвилась на дыбы:
– При всем моем уважении, господин, я возражаю против этого брака.
Накамура рассмеялся:
– Я тоже. Сударе только десять, а Гэндзико тринадцать. Тем не менее они помолвлены и поженятся на его пятнадцатилетие.
– Но, господин, Торанага уже ваш зять, не так ли? Разве недостаточно этой родственной связи? Вы желаете более тесного родства с Фудзимото и Такасима и даже императорским двором?
– Они там все дерьмоголовые при дворе, и все в заложниках, – пробасил Накамура своим грубым крестьянским голосом. – Слушай, О-тян, у Торанаги семьдесят тысяч самураев. Когда мы разгромим Бэппу, он получит Канто и народу у него еще прибавится. Моему сыну потребуются такие вожди, как Ёси Торанага, недаром даже я нуждаюсь в нем. А в один прекрасный день моему сыну потребуется Ёси Судара. Лучше пусть Судара будет дядей моему сыну. Твоя сестра помолвлена с Сударой, и он некоторое время поживет с нами, ладно?
Торанага охотно отдавал своего сына и наследника в заложники.
– Но сначала ты и Судара поклянетесь в вечной преданности моему сыну, – предупредил его Накамура.
Так и случилось. Потом на десятый месяц осады первый ребенок Накамуры умер от лихорадки или заражения крови, а может, от чар злых ками.
– Видно, все боги прокляли Одавару и Торанагу, – бушевала Осиба. – Это Торанага виноват, что мы здесь, – он хочет завладеть Канто. Это его вина, что наш сын мертв. Он ваш враг. Он желает вашей и моей смерти! Отправьте его на тот свет или прикажите пошевеливаться. Пусть он ведет войска в бой и заплатит своей жизнью за жизнь нашего сына! Я требую возмездия…
Так Торанага пошел в наступление. Он взял Одавару, заложив мину под стену и проведя лобовую атаку. Убитый горем Накамура поверг цитадель в прах. После падения крепости и истребления всех Бэппу страна покорилась Накамуре, который стал первым кампаку, а потом тайко. Но в боях за Одавару погибли очень многие.
«Слишком многие», – подумал Торанага, вернувшись мыслями из Одавары в свой сегодняшний день. Он посмотрел на Ябу:
– Жаль, что тайко умер, не правда ли?
– Да.
– Мой шурин был великим вождем. И хорошим учителем. Как и он, я никогда не забываю друзей. И врагов тоже.
– Скоро и господин Яэмон станет взрослым. Он унаследовал дух тайко. Господин Тора… – Но прежде чем Ябу смог остановить инспекцию, Торанага уже двинулся дальше, и Ябу ничего не оставалось, как следовать за ним.
Торанага шел вдоль рядов, источая добродушие, обращаясь то к одному, то к другому, узнавая некоторых; его глаза не оставались безучастными, когда он извлекал из памяти лица и имена. Он умел каждому дать почувствовать, хоть бы и на мгновение, что великий военачальник глядит на него одного, разговаривает как с одним из своих друзей. Торанага делал то, что должен был делать, что проделывал тысячу раз, – подчинял людей своей воле.
К тому времени как они обошли весь строй, Ябу, Игураси и Оми успели взмокнуть. Но Торанага выглядел неутомимым, и прежде чем Ябу смог остановить его, он взошел на самую удобную точку и встал там один, высоко над всеми.