– А мы, мужчины, нуждаемся в божественном терпении, чтобы иметь дело с женщинами.
Тяно засмеялась, и это неожиданно словно согрело комнату и на мгновение ослабило дурные предчувствия Марико.
– Да, великий господин, – продолжала Тяно, – а все из-за «небесного павильона», который из рая легко превращается в преисподнюю.
Торанага буркнул:
– А что вы на это скажете, Марико-сан?
– Госпожа Тяно мудра со времен своей молодости, – нашлась Марико.
– Ах, госпожа, вы говорите приятные вещи старой, глупой женщине. Я так хорошо помню вас. Ваше кимоно было голубого цвета, с изумительным рисунком, серебряными журавлями – красивее я никогда не видела. – Она опять посмотрела на Торанагу: – Ну, великий господин, я просто хотела посидеть с вами минутку. Прошу извинить меня.
– Еще есть время. Оставайся.
– Спасибо, великий господин. – Тяно тяжело встала на ноги. – Мне следовало бы повиноваться, но природа требует своего. Я не люблю огорчать вас. Время идти. Все приготовлено, пища и саке будут поданы, как только вы пожелаете, великий господин.
– Благодарю.
Дверь бесшумно закрылась. Марико подождала, пока у Торанаги опустела чашка, и наполнила ее.
– О чем вы думаете?
– Я ждала, господин.
– Чего, Марико-сан?
– Господин, я хатамото. Никогда раньше я не просила у вас милости. Я хочу просить у вас милости как хата…
– А я не хочу, чтобы вы просили милости как хатамото, – возразил Торанага.
– Тогда просьба на всю жизнь.
– Я не муж, чтобы выполнять ее.
– Иногда вассал может просить сюзерена…
– Да, иногда, но не сейчас! Сейчас придержите язык и не заикайтесь о просьбе на всю жизнь, благодеянии, требовании или чем-нибудь таком.
Просьбой на всю жизнь называли милость, которую, согласно древнему обычаю, жена могла испрашивать – не теряя лица – у мужа, сын у отца, а иногда и муж у жены с условием: если просьба удовлетворялась, это обязывало никогда в этой жизни не просить о другой милости. По обычаю же вопросов при такой просьбе не задавали и никогда потом о ней не упоминали.
Раздался осторожный стук в дверь.
– Откройте, – приказал Торанага.
Марико повиновалась. Вошли Судара с женой, госпожой Гэндзико, и Нага.
– Нага-сан, займи пост этажом ниже и не пускай никого без моего приказа.
Нага вышел.
– Марико-сан, закройте дверь и садитесь сюда. – Торанага указал место недалеко от себя, спереди, лицом к остальным.
– Я приказал вам обоим прийти сюда для обсуждения срочных семейных дел.
Глаза Судары невольно обратились на Марико, потом снова на отца. Госпожа Гэндзико не шелохнулась.
Торанага резко сказал:
– Она здесь, сын мой, по двум причинам: во-первых, мне угодно, чтобы она была здесь, и, во-вторых, мне угодно, чтобы она была здесь!
– Да, отец. – Судара устыдился грубости отца. – Могу я спросить, чем оскорбил вас?
– А есть какие-то причины, по которым я должен оскорбиться?
– Нет, господин, – если только мое стремление обезопасить вас и мое нежелание позволить вам покинуть эту землю вызвали вашу обиду.
– А что ты скажешь о заговоре? Я слышал, ты осмелился предположить, что можешь занять мое место как главы клана!
Лицо Судары побелело, как и бесстрастная физиономия госпожи Гэндзико.
– Я никогда не покушался на подобное – ни в мыслях, ни на словах, ни на деле. И никто из членов моей семьи, и никто другой в моем присутствии.
– Это правда, господин, – подтвердила госпожа Гэндзико.
Судара, второй из пятерых оставшихся в живых сыновей Торанаги – гордого вида худощавый мужчина двадцати четырех лет, с узкими холодными глазами и тонким, неулыбчивым ртом, прекрасный воин, – обожал своих детей и, преданный жене, не имел наложниц.
Гэндзико, маленького роста женщина, на три года старше мужа, сильно располневшая после того, как родила ему четверых детей, сохранила величественную осанку и гордость, свойственную и ее сестре Осибе, беззаветную преданность семье и ту же скрытую свирепость, которой был известен ее дед – Города.
– Каждый, кто обвиняет моего мужа, – лжец, – заявила она.
– Марико-сан, – потребовал Торанага, – расскажите госпоже Города, что ваш муж приказал вам ей передать!
– Мой господин, Бунтаро, просил меня, приказал мне убедить вас вот в чем: пришло время господину Сударе взять власть; другие советники разделяют мнение моего мужа; если господин Торанага не желает отдать власть, следует взять ее силой.
– Никогда никто из нас и в мыслях этого не держал, отец, – возразил Судара. – Мы преданы вам, и я никогда…
– Если я передам тебе власть, что ты сделаешь? – забросил крючок Торанага.