«Это не действия побежденного, – сказал себе Торанага, запечатывая свиток, – что сразу станет ясно Дзатаки. Да, но теперь капкан поставлен. Дорога через Синано – мой единственный путь, и брат – мой первый шаг на пути к равнинам Осаки. Но верно ли, что Дзатаки нужна Осиба? Не слишком ли многим я рискую, полагаясь на глупую болтовню слуг, которые вечно где-то слоняются и что-то подслушивают, на шепот в исповедальне и бормотание отлученного священника? А что, если Гёко, эта пиявка, просто солгала ради каких-то своих выгод? Два меча – вот настоящий ключ ко всем ее секретам. У нее наверняка есть улики против Марико и Андзин-сан. Почему бы еще Марико пришла ко мне с этой просьбой? Тода Марико и чужеземец! Чужеземец и Бунтаро! Э-э-э, жизнь такая странная вещь…»
Знакомая боль опять подступила к груди. Через несколько минут он написал письмо, которое намеревался отправить с почтовым голубем, и с трудом потащился вверх по лестнице на голубятню. В одной из клеток он тщательно выбрал голубя из Такато и прикрепил ему на ногу маленький цилиндрик с посланием. Голубя он посадил в открытой клетке наверху – улетит сразу же, как рассветет.
В послании к матери он просил обеспечить безопасный проезд Бунтаро, который везет важное известие ей и его брату. И подписано оно было, как и само письмо: Ёси Торанага-но Миновара. Этот титул он использовал впервые в жизни.
– Лети спокойно и уверенно, маленькая птичка, – напутствовал он голубя, погладив его оброненным пером. – Ты несешь наследие десяти тысяч лет…
Глаза Торанаги еще раз обозрели расстилающийся внизу город. Узенькая полоска света очерчивала западный горизонт. Внизу у пристани светились крошечные, с булавочный укол, факелы, что окружали корабль чужеземцев.
«Вот еще один ключ», – подумал он и стал снова и снова обдумывать три секрета. Он знал, что ему чего-то не хватает…
– Хотел бы я, чтобы Кири была здесь, – признался он ночи.
Марико стояла на коленях перед зеркалом из полированного металла. Наконец она отвела взгляд и посмотрела на нож, который держала в руках. Лезвие отражало свет масляной лампы.
– Мне бы надо воспользоваться тобой, – сказала она, охваченная горем. Ее глаза обратились к Мадонне с Младенцем в нише, украшенной цветущей веткой, и наполнились слезами: «Я знаю, что самоубийство – смертный грех, но что мне делать? Как жить с таким позором? Лучше покончить со всем, пока меня не предали».
Комната была очень тихая, как и весь их семейный дом, построенный внутри кольца укреплений и широкого рва с водой, которые окружали замок; здесь имели право жить только самые доверенные и надежные хатамото. Через разбитый у дома сад за бамбуковым частоколом бежал маленький ручей, отведенный от одной из многих окружающих замок речек.
Услышав, что заскрипели, открываясь, передние ворота и слуги сбегаются приветствовать хозяина, Марико быстро спрятала нож и вытерла слезы. Раздались шаги. Она открыла дверь и вежливо поклонилась Бунтаро. Он явно был в мрачном расположении духа. Торанага, сообщил он ей, опять передумал и приказал ему отправляться немедленно.
– Я еду на рассвете. Хотел пожелать вам спокойного путешествия… – Он запнулся и взглянул на нее: – Почему вы плачете?
– Прошу извинить меня, господин. Только потому, что я женщина и жизнь кажется мне такой трудной. И из-за Торанага-сама.
– Он ненадежный человек. Мне стыдно это говорить. Ужасно, но вот чем он стал. Мы должны вести войну. Намного лучше начать войну, чем знать, что впереди тебя не ждет ничего, кроме грязной физиономии Исидо, потешающегося над твоей кармой!
– Да, простите. Я желала бы чем-нибудь помочь. Не хотите ли чаю или саке?
Бунтаро повернулся и рявкнул на служанку, которая смотрела на них из дверей:
– Принеси саке! Быстро!
Бунтаро вошел в ее комнату. Марико закрыла дверь. Теперь он стоял у окна, откуда видны были стены замка и главная башня за ними.
– Пожалуйста, не беспокойтесь, господин, – сказала она успокаивающе. – Ванна готова, и я пошлю за вашей любимой наложницей.
Он все смотрел на главную башню замка, стараясь сдержать закипающее раздражение.
– Торанаге следовало бы отказаться в пользу господина Судары, если он не хочет пожертвовать жизнью за главенство. Господин Судара – его сын и законный наследник, не так ли?
– Да, господин.
– Или того лучше: послушаться совета Дзатаки и совершить сэппуку. Тогда Дзатаки и все его армии сражались бы на нашей стороне. Имея их поддержку и мушкеты, мы прорвались бы до Киото – я знаю, что нам бы удалось. А если бы и проиграли – все лучше, чем сдаваться, как грязным, трусливым поедателям чеснока! Наш господин потерял все права! Правда ведь? – налетел он на Марико.