— Билл, ради Бога… — выдохнул Скайсмит.
— Так ты отказываешься? — прорычал Мак. — Подтверди, что ты отказываешься!
— Нет ли чего-нибудь взамен? — спросил я. — Чего-нибудь почище, может, полы помыть. Опыта у меня маловато, зато силенка имеется, так что быстро научусь.
— Он отказывается, — констатировал Мак. — В соответствии с параграфом 6, статья Б, отказ работника редакции от…
— Заткнись! — взмолился Скайсмит. — Заткнитесь, вы, черт вас дери! Послушай, Билл, дело это совершенно законное. Может, и идет вразрез с обычной газетной практикой, но здесь нет ничего, ну, так скажем, особо страшного. Нам нужны только факты, без искажений и мыслей по поводу. От прокурора мы просим лишь тщательного расследования. Разве это неразумно? Что здесь такого?
Я пожал плечами:
— Я знаю ровно столько, сколько и вы.
Он снова потер лоб, полуприкрыв глаза. Потом приоткрыл их и придвинулся ко мне.
— Вот в чем дело, — начал он спокойно, но что-то в его голосе предательски дрогнуло. — Ты хороший репортер, и мне хочется, чтобы этим занялся ты. Но, учти, это будет сделано, даже если ты откажешься. У нас есть и другие хорошие репортеры, которые не станут вставлять нам палки в колеса. Они заняты работой, а не профсоюзными глупостями. Ну как?
— Я подам на вас заявление в профсоюзную лигу с жалобой на нападки в связи с общественной деятельностью. Но, полагаю, вы скажете, что я вру.
— Правильно. Я тебе поручаю дело, как наиболее подходящему работнику. Ты хороший репортер, Билл, и мне не хочется тебя терять. Твоя профсоюзная деятельность тут ни при чем.
Я кивал с отсутствующим видом и прикуривал, стараясь выиграть время. Если не я, кто-нибудь другой возьмется за это. Тут вопроса нет. У Капитана найдется кого подергать за веревочки, это у нас в порядке вещей. Да, черт побери, из этого может выйти дьявольски славная история! Да, сэр, чертовски славная! Юношеская любовь, и секс, и убийство, и тайна, и черт и дьявол! В этом весь Капитан. Ему это надо, старому опустившемуся хрычу. Принципов у него не больше, чем у борова, но дело свое он знает. Ему хорошо известно, зачем люди покупают газеты.
— Ну, Билл?
— Из этого можно, конечно, слепить неплохой материал, — сказал я. — Но забыть о порядочности…
— Оставим это. Да или нет?
Ладно. Естественно, надо было говорить «да»; «нет» не дало бы мне ничего, кроме свободного времени — и без выходного пособия. Конечно, меня просто с души воротило, тем более что от меня ждали этого согласия. Но еще хуже быть выпертым с работы с репутацией дон кихота. Тогда прощай доброе имя!
Ну, думал я, надо что-то делать, надо за это браться, но оставить себе путь к отступлению. Да? Нет? Соображай-ка побыстрее, мистер Уиллис.
Я судорожно размышлял, и тут мне пришла в голову замечательная мысль. Издав глубокий вздох (чересчур глубокий, чтобы быть вполне искренним), означавший капитуляцию, я сказал, что охотно принимаю предложение.
— Но, полагаю, это будет мой материал, — сказал я, — и за мной по пятам не будут шастать еще трое-четверо ребят.
— Он твой, — ухмыльнулся Мак Дадли. — И только твой. Отведем ему место на всех полосах сверху, да, Дон?
Скайсмит хмуро кивнул:
— Разумеется, Билл, все это твое. Будет, конечно, кое-какая редактура — Мак, ты об этом позаботишься, — но текст весь будет твой.
— Прекрасно.
— И кстати, присмотри за конкурентами. Чтобы они нас не опередили. Нам сегодня уже надо будет все сверстать, а назавтра по ним вдарить. Чтобы они и не почесались, пока гром не грянет.
— О'кей. Как с прокурором? Наехать на него сегодня?
Скайсмит поколебался.
— Да нет, пусть пока спит, мы потом за него возьмемся. Вот вам официальное лицо: человек, который ленив и глуп настолько, что «Стар» вынуждена делать дело за него. Мы его так взбодрим — он у нас попрыгает.
— Понятно. Теперь еще одна вещь, Дон, которая меня немножко беспокоит. Не знаю, задумывались вы об этом или нет, но…
— Да, Билл? — Скайсмит благодушествовал, как победитель с побежденным.
— Вы не думаете, что все это может нам выйти боком? Довольно противно, знаете ли, когда большая газета набрасывается изо всех сил на пятнадцатилетнего мальчишку. Публике это может не понравиться.
Он слегка нахмурился и пожал плечами:
— Конечно, мы будем держаться в рамках. Нельзя заходить очень далеко. Но предоставь это мне. Напиши только суть, все, что посчитаешь нужным, а отредактирую я сам, если надо — смягчу.
Черта тебе лысого, Дональд, это МОЕ дело.
— Ладно, — сказал я. — Ну, звонить я не буду, да? Собираю факты, а потом прихожу и пишу.
— Да. Времени тебе на твое усмотрение, только постарайся не затягивать. Мы с Маком будем ждать.
Я кивнул и поднялся. Он тоже встал и протянул мне руку. Я говорил, он вовсе не плохой человек, хотя и тугодум. Но он хотел меня выгнать, а мне это не нравится.
— Ты хороший малый, — сказал он. — Сделай все как следует, Билл, а я тебе выхлопочу премию.
— Постараюсь.
Я запасся бумагой и прихватил фотографа. Мы отправились в суд, где я поболтал приватно с окружным прокурором. И поведал ему о небольшом сюрпризе, который готовит ему «Стар».
Он очень встревожился, но был признателен за мое предостережение.
Глава 8
Уильям Уиллис
Мальчишку этого, Роберта Тэлберта, не держали в обычной камере. Рядом с кабинетом прокурора, дверь в дверь, размещались две комнаты свидетелей; в одной сидел он, а в соседней — надзиратель.
Прокурор велел ему подышать часик воздухом. Потом представил меня и фотографа и оставил нас одних.
Парень ничем особенно не отличался от многих своих сверстников. Он не был ошарашен или сильно испуган. Только какой-то налет безнадежного смирения: словно ничего хорошего произойти не может, хотя он вроде и вправе немножко на это надеяться.
Не припомню, чтобы в мои времена дети так выглядели. Надо думать, в наши дни в борьбе за существование мы теряем его смысл.
Он внимательно оглядел нас с фотографом и попытался даже улыбнуться. Такого рода улыбкой, что быстро может смениться угрюмой гримасой.
— Я д-думал, отправлюсь домой, — сказал он. — Они сказали, я пойду домой.
— Пойдешь, — подтвердил я. — Все будет в порядке, Боб. Но если не возражаешь, давай мы вначале немножко побеседуем. Понимаешь, ты не обязан, конечно, но мой главный редактор меня сожрет с потрохами, если я с тобой не поговорю.
— Ну… — Он поскреб пол ногой. — А о чем говорить-то? Все, что было, я уже рассказал.
— Но мне ты не рассказывал. Может, начнем, — сигаретку? — пока они тебя не увели.
Он взял сигарету, и мы присели. Он стал рассказывать без излишних понуканий. Я его гонял взад и вперед, останавливал на середине и заставлял начинать все с начала. Он ни разу не сбился, всякий раз повторяя одно и то же.
Он промочил ногу, перебираясь через ручей в каньоне. Пока обсыхал, появилась девочка. Они подурачились какое-то время, а потом это и случилось. Она обнаружила на одежде кровь и стала его обвинять. Он пытался заставить ее пообещать, что она ничего не расскажет своей матери. Та злилась, всячески изворачиваясь и довела его до белого каления. В конце концов он ее тряхнул хорошенько. Она пообещала, и он пошел…
— Погоди минутку, Боб, — попросил я. — Покажи мне, как ты ее тряхнул. Встань-ка лучше.
Он встал, вытянул руки и показал, как будто схватил кого-то. Я дал знак фотографу. Тот присел прямо перед ним и сделал снимок.
Подобные снимки, как вы знаете, искажают черты, придавая объекту весьма зловещий вид. С сигаретой, зажатой в углу рта, и с руками, хватающими воздух, малый смотрелся как какой-нибудь Чудовище Билл из Киллердилл.
Мы испробовали еще несколько ракурсов, а потом уселись и продолжили разговор.
— Ну, теперь, Боб, давай проверим, правильно ли я тебя понял. Ты пошел к полям для гольфа, на другую сторону каньона, через лес, потом полем и опять перелеском. Ну и так далее. Всего около четырех миль — и на всем пути никого не встретил? Ни навстречу, ни в другую сторону?