В горле образовался ком. — Я не могу надеяться, Камила. Он сказал, что он не человек, способный любить. Я должна это принять.
— Хорошо, хорошо. Ты все еще можешь любить его.
— Думаю, да, или начинаю, — призналась я впервые вслух.
Она снова обняла меня и посмотрела на Мигеля. — Нам лучше пойти.
— Я люблю тебя .
— Тоже тебя люблю.
Мы с Джованни подождали, пока Камила и Мигель исчезнут в людском море. Я повернулась к Джованни. — Она ушла. Расскажи мне, что происходит.
— Миссис Лучано…
Я стояла на своем. — Ты собираешься сказать мне, что мне кажется невысказанное напряжение?
— Мистер Лучано объяснит. Он сказал отвезти вас домой.
— Дарио дома? — для него необычно рано утром быть дома.
— Да, мэм.
Я вдохнула. — Хорошо, тогда пойдем.
До сегодняшнего дня я считала движение в Канзас-Сити более умеренным по сравнению с SoCal. Однако, поскольку мои нервы были натянуты, и мне очень хотелось увидеть Дарио, казалось, что все, у кого есть машины, гуляют по улицам города. Мой желудок скручивался от каждого сценария, который могло придумать мое воображение. Я посмотрела в зеркало заднего вида. — Дарио ничего не угрожает, не так ли?
Джованни встретился со мной взглядом в отражении. — Он в безопасности дома.
Я кивнула.
Когда мы добрались до гаража, было уже почти пять часов. Это было еще на час раньше, чем Дарио обычно приходил домой. Глядя на машины в нашем частном гараже, я не могла сказать, дома ли Дарио. Ему и Данте было доступно слишком много транспортных средств.
Я не стала ждать, пока Джованни откроет мою дверь. Открыв её сама, я выскользнула и повела своего телохранителя к двери, ведущей к лифту. Стоя на этом месте, я поняла, что у меня до сих пор нет карты для управления лифтом. Возможно, было глупо думать об этом, пока лифт поднимался на верх здания, но по какой-то причине я внезапно зациклилась на этом. Когда двери открылись, Дарио уже ждал нас.
Все остальные мысли покинули меня, когда мы столкнулись. Мои руки обвили его шею, а его руки легли на мою талию. — Я так волновалась, — сказала я после нашего поцелуя. Мой лоб нахмурился, когда я увидела выражение его лица.
Дарио кивнул Джованни, который вошел в открытый лифт и исчез за закрывающимися дверями. — Нам нужно поговорить.
— Черт, Дарио, ты меня пугаешь. Что-то происходило в клубе. Вчера вечером ты сказал, что беспокоишься о перевороте, а потом ведешь себя странно.
Он потянулся к моей руке. — Давай поговорим в библиотеке.
— Почему не наверху?
— Я объясню.
Когда мы прошли через гостиную и по коридору к библиотеке, я поняла, насколько тихо в квартире. — Где Графиня?
— Наверху.
Все еще держа мою руку в его руке, я повернулась, осматривая теперь уже знакомую обстановку. Откуда взялся мой следующий вопрос, я, честно говоря, не знала. — Она одна наверху?
Темный взгляд Дарио остановился на мне. — Нет.
Я остановилась. — Кто с ней?
Мы были у входа в библиотеку. Дарио открыл высокую дверь. — Войди.
— Ты меня пугаешь, — я сделала, как он сказал, войдя в библиотеку и села боком на одно из шезлонгов.
Дарио сел рядом со мной и сел лицом ко мне. Он вдохнул. — Графиня не одна. Жасмин с ней наверху.
— Жасмин? — я повторила имя. — Девушка с Алехандро на свадьбе?
— Да. Я закрыл это дерьмо.
— И поэтому Данте избил его? Потому что он был с той девушкой?
— Частично, — признал Дарио.
Я встала. — Девочка – ребенок. Кто она и почему она здесь? — мой нос сморщился. — Ты и она?..
Дарио поднялся на ноги. — Черт возьми, нет. Жасмин — сестра Джози.
Я пыталась найти смысл в том, что не имело смысла. — Сестра Джози.
Он потянулся к моим рукам. — Когда Джози переехала в эту квартиру, она привела с собой свою младшую сестру, — он покачал головой. — У них было, мягко говоря, дерьмовое детство. Когда Джози исполнилось девятнадцать, она подала заявление и получила опеку над Жасмин. На тот момент Жасмин было всего пять лет. Она старалась воспитать ее как могла.
Мои колени согнулись, когда я вернулась на свое место. Дарио полностью завладел моим вниманием.
Он сел напротив меня, раздвинув колени и положив локти на ноги. Он посмотрел вниз. — Жасмин было семь лет, когда они сюда переехали, — продолжил он. — Когда Джози убили…
Я видела боль, которую вызвало это предложение.
— …когда она умерла…я оставил Жасмин себе. Она была несовершеннолетней. Я обратился за помощью к судебным чиновникам и стал ее опекуном. Она еще училась в старшей школе. Это был единственный настоящий дом, который она знала.
Слезы угрожали навернуться, жгли мои глаза, когда я улыбалась. — Ты любишь ее.