19
— Значит, вы не уследили за этой женщиной даже в течение нескольких часов! — злился Йохен Ноймайер.
— Мы следили за ней до кондитерской, — объяснил расстроенный агент, — а потом она устроила нам карусель и исчезла. Она оказалась чересчур резвой.
Это объяснение не успокоило Ноймайера.
— Я же вас предупреждал!
— Предупреждали, — согласился агент, — только она выкинула фортель, которого мы не ожидали: развернулась и поехала нам навстречу.
— Ладно, — махнул рукой Ноймайер. — На кого оформлена машина, на которой она ездит?
Мужчина заглянул в записную книжку:
— Гита Райн, Мюнхен, Южная улица, один.
— Да, вы ее здорово напугали… — заворчал Ноймайер, не испытывая радости, пошел докладывать обо всем своему шефу. Там все произошло именно так, как он и предполагал. Шеф, получивший известность тем, что не любил играть в игрушки, а все решал с наскока, приказал немедленно задержать Гиту Райн.
Йохен Ноймайер глубоко вздохнул, понимая, что придется расстаться с широко задуманной игрой, и набрал номер комиссара полиции Вольмана.
— Я сейчас буду у вас, герр комиссар, — меланхолично сказал он в телефонную трубку.
20
Ровно в двенадцать Галва снова появился в канцелярии директора фирмы ТАНАСС, где кроме Говарда и Штрайтцера находился Лино Торанце.
— Это мистер Торанце… — представил его полковник.
Тот изобразил некое подобие улыбки, Галва повторил его гримасу.
— Вас, мистер Галва, ожидает важная задача, — продолжал Говард. — Речь идет об одном вашем земляке.
— Все, что я делаю, — спокойно ответил Галва, — так или иначе касается моих земляков.
По существу, Галва, произнося это, был абсолютно правдив.
— Конечно… — кивнул Говард, но, вполне естественно, имел в виду совсем другое. — Только сейчас речь идет о чрезвычайных обстоятельствах. Через два часа вам предстоит вылететь в Стамбул… — Помолчав, полковник передал Галве кожаную папку: — Здесь паспорта, авиабилеты и деньги. Там же весь план акции. Ее кодовое название «Утренняя звезда». С вами полетят господа Крайски, Сантанелли и Торанце, специалист по подобным делам. Отвечаете за акцию в целом вы, мистер Галва. Вы меня понимаете?
— Разумеется, сэр.
— Будьте любезны, — обратился полковник к Штрайтцеру, — позовите Крайски и Сантанелли. — Затем снова повернулся к Галве; — Здесь, в зале заседаний, вы вместе со всеми подробно изучите план операции и отправитесь прямо на аэродром.
— Да, сэр, — ответил Галва, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
Чего он только не предпринимал, чтобы хотя бы отчасти разгадать замыслы Говарда! Теперь же он не только держит в руках план операции, но даже будет руководить ею. Жаль только, Райн, а следовательно, и Прага ничего не узнают, потому что у него уже не будет возможности связаться с ней…
Когда в кабинете появились Крайски и Сантанелли, все трое пошли в зал заседаний.
— Мистер Галва, задержитесь на минутку, — бросил Говард и после небольшой паузы продолжал: — Я хотел вам сказать, что кроме восьми тысяч долларов награды после успешного выполнения акции в Стамбуле вас будет ждать американский паспорт и место офицера службы в Центре. Сразу же после возвращения вы вместе со мной вылетите в Нью-Йорк.
Штрайтцер от удивления открыл рот: американец об этом ни разу даже не обмолвился!
— Для меня это большая честь, сэр, — ответил Галва, и у него дрогнули колени: ведь это было целью его многолетней работы! Хотя фирма ТАНАСС и являлась важным филиалом американской секретной службы, но проникнуть в средоточие разведки противника было мечтой каждого разведчика. Теперь до этого оставался один шаг!
Но как совершить этот шаг, Галва узнал только в зале заседаний, когда вместе с Торанце, Крайским и Сантанелли принялся изучать план операции «Утренняя звезда». Здесь ему снова стало не по себе.
— Кто же он такой, этот Машита? — спросил Крайски, просматривая фотографии чехословацкого инженера.
— Какой-нибудь важный господин, — ответил Сантанелли, раскрыв в улыбке ряд золотых зубов, — иначе бы не стали собирать такую группу и выбрасывать столько денег…
— Будьте добры, говорите по-английски! — приказным тоном попросил Галва. — Мистер Торанце нас не понимает.
— Хорошо-хорошо, — заворчал Крайски по-английски, заметно умерив свое красноречие.
Зато Сантанелли, несмотря на то что говорил по-английски не намного лучше Крайского, постоянно что-то бубнил. Торанце в основном понимал его, а если они не могли договориться, то выручал итальянский.