Члены комиссии дружно рассмеялись. Все стало на свои места, все нашло свое объяснение. Лишь один нюанс остался неизвестным комиссии: то, что в порту «погрузки» капитан с помощником тайно приняли на борт «Сирены» еще двух мужчин, не вписанных в судовую роль...
В кают-компанию Ладоге позвонили с мостика. Выслушав, Ладога ответил: «Добро» — и сообщил председателю комиссии:
— Буксир на подходе, товарищ капитан первого ранга.
— Очень хорошо. Передайте ему «Сирену», ее людей, а сами отправляйтесь на свою работу. Мы тоже отбываем сейчас.
— Есть! — обрадовался Ладога: из-за этого происшествия он и так потерял уйму дорогого времени.
На точку разведки «Абакан» пришел уже к полудню. Мутнел серый день, близкий берег прятался в тумане. Едва подгребая винтами, «Абакан» полз вдоль берега, пока не приблизился к свайному домику гидрологического поста № 17. Застопорил машину.
— Отдать правый! Пятьдесят метров на клюз! — дал команду на бак вахтенный офицер.
Боцман Трофимыч отпустил стопора лебедки, и якорная цепь весело загрохотала в чугунной ноздре-клюзе корабля...
К обеду слегка распогодилось.
Первыми на разведку топляка[6] пошли асы и ветераны соединения — флагманский специалист водолазной службы капитан третьего ранга Тутаринов и мичман Журбенко. Глубина здесь всего метров пятнадцать, стало быть, до верхней линии топляка и того меньше.
Важное преимущество малых глубин — простота спуска-подъема водолазов. На больших глубинах водолаз работает полчаса, а то и меньше, а поднимают его часами, подолгу выдерживая на «ступеньках». Иначе — азотное вскипание крови и смерть, если рядом нет декомпрессионной камеры.
На «Абакане» она, конечно, была. Металлический цилиндр ее с двумя узкими койками, аптечкой, телефоном и даже библиотечкой, с герметической дверцей, смотровыми иллюминаторами и прочим оснащением был намертво принайтовлен поперек палубы возле огромной буксирной лебедки. Однажды экстренно «выдернутый» с глубины мичман Голодов провел в этой камере — на пару с фельдшером — почти сутки. Ничего, обошлось. Даже с пользой: Голодов наконец одолел «Братьев Карамазовых».
Прежде всего водолазам предстояло найти сам топляк. Сегодня это было особенно непросто — видимость никудышная: метрах в пяти-семи от водолаза — сплошная муть.
Придя на грунт, Тутаринов с Журбенко сориентировались, разделились и пошли на поиск. Назвать это поиском в прямом смысле едва ли можно. Приходилось действовать по интуиции. Минимальная прозрачность сделала свое дело, и первые шаги ничего не дали.
Но вот наверху открылось солнце, туманная дымка сгинула — и видимость на грунте сразу улучшилась. Вскоре Журбенко радостно объявил:
— Ага, ось, навить, вин!.. Пэвно — топляк! Та який гарнесенькый... Ходыть сюды, товарищ кап-три... Сообщаю командиру: корабль найден, стоит на ровном киле с небольшим креном на правый борт... А ну, хлопцы, вирайте менэ помалу... Стоп, добре... Сообщаю: нахожусь, вероятно, на полубаке... Иду... Точно: вышел к брашпилю. Занесло все на палубе... Майнайте мне по сигналу конец буйрепа... Есть, принял... Сообщаю: носовой буй прикреплен...
Тутаринов поднялся на ют и обозначил буем корму затонувшего корабля. Теперь, ориентируясь на поплавки-буи, «Абакан» мог сразу точно становиться «на точку».
— Добро. Хватит, выходите, — распорядился Ладога. — Обедать пора.
Поговорив с Тутариновым и Журбенко, Ладога связался по радио с командиром Коногоновым:
— Нашли, товарищ командир. Да, только что, перед обедом. Долгонько искать пришлось, видимости не было... На первый взгляд: топляк, несомненно, военного времени, стоит почти на ровном киле, в грунт не засосан, но сверху занесен песком изрядно... Нет, видимо, какое-то небольшое патрульное судно или сторожевик, пока трудно сказать... Вооружен довольно сильно для него. Нет, поднимать, пожалуй, нет резона. Порежем, сдадим на металлолом... Конечно, отмоем, посмотрим еще...
6