— В Ленинград не хочу, товарищ майор. В Москву.
Оба молчали.
Где-то неподалеку — доносилось сюда — пилили тяжелое дерево, дубовое бревно, возможно. Пила ходила в нем с натугой, рождая визгливые и сердитые вибрирующие звуки.
«Ах, как ему наша Таська, — думал Чухлов. — Только в Москву, где она учится, — и никаких. А в Москву не могу: предупредили ж, что в этом году от нас лишь в Питер. Да и Таська... у нее, куда уж тут, свое, другое, иная жизнь, она совсем теперь отдалилась от нашего доможиловского житья-бытья, от своего детства. Полтора года еще — инженер-электроник, кибернетик, где-нибудь там, возле циклотронов, синхрофазотронов будет. Жалко Аркадия, спору нет, парень он честный, душевный, с ясной головой и приработается — не из последних будет. Не только в районном отделе — и повыше... Это факт. А насчет Таськи... давал же я ему понять насчет Таськи! Однако, поди ж ты, уверенный. Какой день уже ждет, все глаза проглядел... А сегодня-завтра привезет она кого-то... как тогда?»
Младший сержант нетерпеливо скрипнул стулом. Чухлов, очнувшись от дум, проговорил со вздохом:
— Заявление твое принял. Однако сейчас, сам знаешь, не до этого.
— Разрешите идти?
— Ты вот что, Дрыганов... Ступай домой, переоденься в штатское — и на Доможиловское озеро! Потолкайся там среди отпускников и прочих загорающих-купающихся, послушай, поговори, посмотри... Ясно?
— Слушаюсь.
— В четырнадцать ноль-ноль снова быть в отделе одетым по форме.
— Есть!
— Поклон от меня Софье Брониславовне...
— Спасибо, передам матери...
Аркаша Дрыганов четко, даже с тщанием повернулся «кру-у-гом», пошел к двери. Чухлов уже в спину сказал ему:
— Послушай, Аркадий...
— Да? — младший сержант настороженно застыл на месте.
— Послушай... моя Таисия тебе писала что-нибудь? Письма... ну как меж товарищами бывает?
— А зачем вам? — И снова щеки Аркаши багрово вспыхнули.
— Я просто, Аркадий... не подумай что-то там!.. Ну ладно — иди, иди! Это я так... извини, если я вроде б как превысил...
— Раньше писала, — тихо сказал Аркаша и поспешно вышел.
«То-то и оно — раньше!»
По-прежнему долетал в кабинет противный скрежет пилы, вгрызающейся в неподатливое дерево. «Обещал я мастера Варваре, — вспомнил Чухлов. — Да пусть сама оформит заявку в комбинате бытового обслуживания. Должны ж быть там умельцы...»
Его не очень-то зацепило, что Варвара, упрекая за бездействие — когда ж, мол, ремонт начнем, — бросила с досадой: «Денег тебе жалко...» Это она, чтобы поддеть побольнее, подзадорить, с места сдвинуть! Ей ли не известно, что в чем-чем, а в скупости, скаредности его не уличишь... Лишних рублей в доме у них не бывало, но на те деньги, что имеют они в руках, он всегда смотрит легко и просто: сегодня есть — и завтра будут! Не лежебоки же, работаем. Лишь рассчитывай, Варвара, чтоб до следующей получки хватило, чтоб по соседям не ходить, в долг не брать. В долг, известно, взять не трудно, отдавать тяжело. И по-всякому может быть... Он, помнится, в пехотном училище, соблазнившись увиденным на базарной барахолке фотоаппаратом, набрал у ребят, таких же безденежных курсантов, как сам, полтинников да целковых, купил эту дурацкую камеру на треноге — и по сей день памятны ему те монеты! Не успев сделать ни одного снимка, беспризорно оставив громоздкий аппарат в училищной казарме, он, выпущенный досрочно, неожиданно, с маршевой ротой отбыл на фронт, а в записной книжке у него значилось: «Тихонов — 2 р., Клыч — 2 р. 25 коп., Витька — 1 р., старшина — 50 коп.» — и т. д. Военным вихрем разметало младших лейтенантов, как странички той самой его новенькой записной книжки, — и рад был бы отдать юношеский должок, только не докличешься никого... И не тот должок уже... Долг. Он вернулся оттуда, а они — нет.
Он — в майорах, а они — в героях.
Тех, что смертью храбрых.
И чем дальше время уводит, тем ближе все они ему. Это уже возрастная потребность — назад оглядываться. А они — за спиной. В лихо сбитых набекрень пилотках, локоть к локтю в тугом строю, в котором он, курсант Чухлов, ходил запевалой.
И разношенные сапоги по булыжной мостовой — бух, бух, бух! В такт ухающим ударам большого оркестрового барабана...
Так было?
Кто же спорит...
Ну, а это — ремонт угловой комнаты, — это, Варвара, мелочь! Что нам стоит дом построить!
А почему тянул-дотянул — тоже причина есть. Обклеить стены обоями, побелить потолок, полы покрасить — все хотел он сделать своими руками. Надеялся, выкроит время на это, в субботу, воскресенье... Так хочется самому, собственными руками! Чтоб гвозди забивать молотком, кистью по доскам водить, шпаклевать, тесать, землю, наконец, рыхлить! Еще что-нибудь такое... Прямо ладони зудят, требуют. Желание, равносильно другому его душевному позыву: чтобы отрешиться на время от будничных забот, пойти — свободному, не обремененному ничем — цветущими лугами, оврагами, краем курчавых дубрав, по рыжим, выжженным солнцем взгоркам... Куда? А все равно куда!