— А спрошу тебя, Зинаида, по-соседски... Замуж выйти — это, понимаешь, потом жизнь вдвоем мыкать. Как он, Петр, сейчас? Кроме голубей да рыбы... повзрослел? За воротник шибко не закладывает, в картишки на монету не поигрывает? Как тебе будет с ним, думала?
— Один ли день, Григорий Силыч, думала! — Скуластое личико Зинаиды стало очень серьезным, с грустинкой. — Он ведь душевный, Григорий Силыч, теплый характером. Послушный должен быть. Но мамка избаловала его, на всем готовеньком, сладком рос у нее, нужды-печали не ведал, сколько лет одни голуби да рыбалка с охотой... Все давно мужики, а он вроде б как парень, мальчик при мамке своей...
— Так, — поддакнул Чухлов и свое вставил: — Однако мальчик-то мальчик, а винцо прихлебывал, по канавам спал. Тебе, Зинаида, тут строже надо быть.
— Дай срок, Григорий Силыч, справлюсь! — Зинаида задорно передернула худенькими плечиками.
— Желаю тебе, Зинаида...
— Справлюсь, — вновь пообещала она и пожаловалась: — Этот еще прилип сейчас, Фимкин новый деятель... чтоб его разорвало! Гошка Устюжин! С картами своими...
— Все-таки, значит, поигрывает Петр? На деньги?
— Кто их разберет! На интерес вроде, на кружку пива...
— Плохо, Зинаида!
— Чего ж хорошего! Сейчас вот заезжала, Петр под шубой лежит, озноб его колотит, мать горячим молоком с медом отпаивает. На рыбалке с этим проклятым Гошкой были — лодка у них перевернулась, чуть, говорит, не утонул...
— Простыть сейчас мудрено, Зинаида, особенно рыбаку, дружному с природой. Это он от испуга.
— Я, Григорий Силыч, и говорю ему: погоди, дурачок, твой Гошка совсем тебя утопит, голову тебе отвинтит.
Она поехала своей дорогой, и он пошел дальше. Под ногами взбивалась пересохшая пыль, в ближнем дворе крякали утки, из открытого окна вылетал на улицу заливистый девичий смех, чьи-то невнятные слова доносились оттуда же, а из другого дома рвался наружу четкий голос диктора: «...Соревнование механизаторов за высокопроизводительное использование техники с каждым днем приобретает все более массовый характер...» Небо напоминало необъятный выцветший шатер с остатками позолоты на нем, и под этим шатром застарело копилась духота, густела, неоткуда было взяться ветру.
Чухлов оглянулся, но Зинаиды уже не было видно, свернула в переулок. Размышлял о непутевом Петьке Мятлове, а в мыслях обращался к ней, Зинаиде: «Вот уже, Зинаида, я вполне допускаю, что свадьбе вашей в назначенный день не бывать. Рано, разумеется, на все сто утверждать такое, но Петька твой, сдается мне, хоть сбоку, однако причастен к делу».
Дома Сильва встретила его громким лаем, ухватила за брючину, силясь увлечь за собой на веранду; всем своим видом выражала восторг и радость, и он, конечно, понимал, отчего старая собака с ума сходит: Таська, ее любимица, хозяйка ее последних лет, приехала. А на веранде знакомый Таськин чемодан, мягкий, в крупную клетку, с замком-«молнией», — и Сильва тянет Чухлова к нему, облаивает этот чемодан, в ошалелых глазах овчарки вопрос к нему: видишь?!
— Сколько еще в тебе прыти, старая! — смеется Чухлов, треплет Сильву за уши. — Что приехала — вижу!.. Отстань, руки помою...
Рядом с чемоданом дочери — другой, покрупнее, из стандартно-ходовых: жесткий, обклеенный коричневым дерматином, с металлическими угольничками. А возле него лежит обшарпанная гитара, изрисованная поверху чем попало: головки девушек с распущенными волосами, купола церкви с повисшей над крестами грачиной стаей, вислоухий заяц в порванных штанишках, а над ним примелькавшаяся фигура ухмыляющегося Волка из мультфильма «Ну, погоди!..».
«Гитарист, — неприязненно подумал Чухлов. — Из длинноволосых, что ль! — И тут же возразил себе: — Что, у Таськи глаз нет, чего это я в самом деле...»
Варвара, хоть сама звала обедать домой, почему-то припаздывала.
— Денек такой — о-хо-хо! — разговаривал Чухлов с Сильвой, неотступно бродившей за ним из комнаты в комнату. — Не каждый день в Доможилове ограбление, правда? Лет пять, считай, такого не было, с того года, как ночью пол-универмага вывезли. Но тогда залетные гастролеры действовали, мы их машины со всей добычей в Староглинском районе настигли, красиво взяли... Помнишь, старая, такой случай? Иль ты ничего уже не помнишь, кроме того, что стрелял в тебя Хрякин...
Услышав это — «Хрякин», — овчарка вздыбила шерсть на загривке, глухо и злобно заворчала.
— Не психуй, морда ласковая, нету больше Хрякина. Был — привет вам! Да... Так о чем мы? О том, что у нас с тобой сегодня. Если, предположим, все же этот самый... как его!.. Фимкин Гошка брал сейф, с Петькой Мятловым на пару, то куда они его спрятали? Могли — через озеро и в лес! Я послал ребят пошарить по ближним лесам, но ведь это что иголку в стогу сена искать, согласна?..