Только положил трубку — дежурный ему позвонил:
— Товарищ майор, пенсионер Куропаткин рвется к вам, спасу от него нет, кричит, что по важному вопросу.
Чухлов мысленно выругался: сто лет бы не видеть этого кляузного человека! И можно категорически отказать — пусть в установленные для посетителей часы приема приходит... Но вдруг Куропаткин что-то пронюхал, на этот раз полезным окажется? Сказал дежурному:
— Пропусти.
VI
Здесь, в кабинете, сидя за привычным служебным столом, Чухлов всем своим существом, чуть ли даже не спиной чувствовал, ощущал, как возбужден поселок, какие повсюду разговоры об украденных на фабрике пятнадцати тысячах, сколько домыслов, шушуканья и — настороженное любопытство: а милиция что — надеется найти? Уже было несколько телефонных звонков — от приятелей да знакомых: вначале, как водится, о том о сем, а потом, конечно, обязательный, из-за чего и звонили, вопрос: ну как, что-нибудь уже вам известно? Он, сдерживаясь, отвечал каждому примерно в таком духе: «О чем волноваться, когда сам факт кражи был предусмотрен нами еще неделю назад...» — и бросал трубку.
Председатель райисполкома Охотников попросил информировать его обо всех этапах расследования — в подробностях причем. «Не вижу необходимости, — напрямую возразил Чухлов. — Спрашивать с нас будешь, Эдуард Венедиктыч, за конечный результат. А такое дублирование — я тебе, ты мне — при моем вздорном и твоем властном характерах только нервотрепку создаст. И, сам понимаешь, своя, милицейская кухня у нас, свои кухонные рецепты... ты уж лучше готовое блюдо жди!» Охотников на это сказал: «Чего мы тебя такого держим, а, Чухлов? Ладно, бог с тобой, своевольничай. Однако не забывай все ж, что я как-никак над тобой посажен — держи в курсе!»
Редактор районной газеты упрашивал допустить в отдел к сотрудникам угрозыска редакционного паренька — чтоб тот, значит, наблюдал за деятельностью оперативников, «идущих по следу преступников»... «Какой репортаж будет, — уламывал редактор, и так громко, что Чухлов держал трубку подальше от уха, — представляешь, Григорий Силыч?! В нескольких номерах, под крупным заголовком, с фотографиями! Это ж, Григорий Силыч, работа на вашу популярность, для славы вашей... Лучшего нашего корреспондента — на три дня в ваше распоряжение. Ценишь, Григорий Силыч?..»
«Это какой же лучший корреспондент? — улыбнувшись, спросил Чухлов. — Сливкин, что ль? Если он еще будет ездить на редакционном мотоцикле без водительских прав да в подпитии... Да-да, не спорь!.. Мы с него строго спросим. Так и передай своему лучшему корреспонденту! И не присылай, Анатолий Степанович, ни его, ни кого другого. Я Чухлов, а не комиссар Мегрэ, ты редактор «Социалистической нови», а не какой-нибудь там «Санди телеграф»... Привет!»
И если сейчас в поселке чуть ли не все были заинтересованы главным образом тем, кто же обокрал фабричную кассу, кто из живущих рядом, своих, доможиловских осмелился на такое, скорей бы милиция обнародовала их имена, — озабоченность Чухлова шла дальше... Выявить преступников, вернуть по назначению государственные деньги — это, само собой, первоочередная, прямая задача. Но, кроме того, в успехе ее исполнения Чухлову виделась еще одна немаловажная сторона дела — нравственная, что ли. Так ее, наверно, можно определить. Быстрое раскрытие преступления должно лишний раз убедить любого-всякого, что никакой кривой дорожкой от ответа перед законом злоумышленникам не уйти, что действительно сам он, Чухлов, все, кто служат под его началом, не просто штаны на стульях протирают, добродушными ушами хлопают... Честь мундира — не только красивые слова; Чухлов ревниво к этому относится, с самолюбием. На оперативном совещании, которое провел с личным составом отдела в шесть утра, свое короткое выступление он закончил так:
«Ни за себя, ни за каждого из вас в отдельности краснеть не хочу. У нас служба, известно, добровольная, не по принуждению. Но коли присягу дал — на время дежурства забудь себя, службу помни! Ведь кто мы?»
«Дворники хорошей жизни, товарищ майор!» — лихо вставил из дальнего угла младший сержант Дрыганов.
Все засмеялись, однако, деликатно, сдерживая себя, — не известно было, как начальник отнесется к легкомысленному выкрику молодого милиционера. Но Чухлов тоже засмеялся, разрешил: «Можно разойтись!»