Выбрать главу

• покупка титулов, именного иероглифа «хидэ», фамилий Хасиба и Тоётоми — в переписке 1600 года многие даймё подписывались и называли друг друга фамилией Хасиба;

• платное подтверждение прав на управление уделом;

• богатые дары — например, в 1588 г. в Осаку прибыли свыше 50 кораблей, груженых дарами от клана Мори: золото, серебро, мечи, наряды, ткани, тигровые шкуры, кони, соколы. Мори Тэрумото привез в подарок 3000 серебряных монет (484 кг): самому Хидэёси, его брату Хидэнаге, его племяннику Хидэцугу — по 32 кг, тэнно Го-Ёдзэю и матушке Хидэёси — по 16 кг, а различным кугэ и даймё — по 16 кг и менее. Кобаякава Такакагэ подарил 80 кг серебра, Киккава Хироиэ — 48 кг [29];

• перевод в другие уделы с запретом брать с собой крестьян, ремесленников, купцов и урожай [174, с. 148–149]. Хидэёси компенсировал неудобства переведенному даймё, выделяя ему более крупный и продуктивный удел, в котором требовалось подавить восстание (так он переселил Уэсуги, Датэ, Като, Кониси) или возможное сопротивление только что подчиненных местных жителей, как при переводе Токугавы в Канто, Сассы и Куроды на Кюсю.

Власть Хидэёси была очень шаткой: он правил через своих послов к даймё. Обложив налогом региональных правителей, Хидэёси не мог ликвидировать их, поставить своих наместников и заменить всю местную администрацию — поэтому вынужден был сотрудничать. Например, Уваи Каккэн писал в своем дневнике:

«Мы, Симадзу, — знатное семейство; ведем род от Минамото-но Ёритомо и не видим смысла писать этому худородцу Хасибе [Хидэёси] уважительным тоном. Тэнно зря дал ему титул кампаку; это был опрометчивый поступок» [138].

В мифах самураи были готовы перенести на Хидэёри почтение и благодарность к его отцу. Видели ли в нем продолжение отца?

Хидэёси не подходил в отцы по срокам. Он находился на Кюсю, когда Ёдо забеременела. Сам Хидэёси писал Нэнэ, что Хидэёри не его, а только ее ребенок [39, с. 56]. Современники подозревали в отцовстве Оно Харунагу: как только Ёдо родила первого ребенка, Оно Харунага получил повышение по службе — стал даймё безо всяких заслуг. Когда Ёдо родила второго, Харунагу привлекли к строительству замка Фусими. «По словам одного человека, Оно Харунага снискал милость Хидэёси и с того момента посещал опочивальню, и с любимой женой Хидэёси тайно зачал Хидэёри», — записывал корейский шпион Кан Хан [37, с. 84].

Вернувшись с Кюсю, тайко узнал, что Ёдо заплатила монахам и колдунам золотом и серебром за визит на женскую половину Осакского замка. Итог — грандиозный скандал и массовая казнь. Служанки Ёдо и 30 монахов обезглавлены и сожжены на кострах, а свыше 800 нищих из храма Атаго и 131 колдун в ссылке на Кюсю. Тайко выдворил придворных колдунов и устроил облаву на нищих «гадателей-некромантов» (так их назвал Фройс) во всех провинциях, объявив, что искусство оммёдзи утрачено: пусть профнепригодные колдуны станут крестьянами.

Историк Хаттори Хидэо отмечает, что Ёдо-доно по тогдашним обычаям надлежало казнить за измену, как Ода Нобунага казнил своих служанок за измену с монахами, но Хидэёси предпочел казнить только ее прислугу [138].

Отмотаем на 15 лет назад. Законным наследником был сёгун Асикага Ёсиаки. По словам историка Мэри Берри, можно было бы точно так же сказать, что «антинобунагская коалиция» — лоялисты, которые сражались за наследника, но эти люди только объявили себя его сторонниками, а на самом деле препятствовали объединению страны [117, с. 48–49] — стремились к раздробленности, для чего им требовался слабый сюзерен, которому можно не подчиняться. Каждый хотел быть хозяином в своем уделе. У Хидэёси даймё превратились в наемных управляющих, которых он назначал, разжаловал и переводил в другие уделы, когда и куда считал нужным. И вот, продолжает Берри, в 1600 г. все те же лица уже не хотят раздробленности и не пытаются захватить себе земли соседа. По мнению Берри, за десять лет своего правления Хидэёси произвел массовый переворот в сознании самураев, которые сто пятьдесят лет жили войной и грабежом, и после его смерти царила тишь да гладь — только один честолюбивый Токугава Иэясу развязал войну с приверженцами наследника [117, с. 237].

С начала 80-х, когда Мэри Берри постулировала тишь да гладь после смерти Хидэёси, у неяпонских авторов ничего не изменилось: коварный узурпатор пошел против законного наследника, предатель не выполнил свой воинский долг, вероломно нарушил клятву. Читателю, которого интересует военная история, а не поток чужих эмоций, остается только учить японский.