Она нашла Радомира во дворе. Мужчина как раз осматривал новые подковы жеребца.
— Колдун…
— О-о-о, опять ты!? — прошипел тот сквозь зубы.
Альвийка замерла перед Радомиром с таким грозным видом, что он невольно усмехнулся.
— Вот же упрямица!
— Я хочу поехать с вами!.. Подумай: а если это неспроста? Если это веление высших сил? Ведь именно я нашла свиток! Я вспомнила о нём!
Мужчина тяжело вздохнул и подошёл ближе. Взял девушку за руки, как она совсем недавно. Заговорил спокойно и откровенно:
— Знаешь, Ним, если бы мы ехали дальше на восток или на север, я бы тебя взял, правда. Ты хороший товарищ. Но наш путь лежит на юг, в Гетаю. Не мне тебе говорить, как там жалуют альвов. В клетку захотелось?
Видунья сжала губы так, что они побелели. Помолчав немного, сказала:
— Я полуальв. Меня выдают только уши, а их не видно! — и показала на красный платок наёмницы на голове.
— Тебя выдаёт отсутствие ума, — с усмешкой возразил тарс и повёл лошадей в конюшню.
Нимфириель не отставала.
— Я переоденусь в традиционный наряд гетаек. Они все носят платки.
— Да тебе хоть мешок на голову надень, ты всё равно привлечёшь внимание!
— Правда? — заулыбалась девушка, машинально поправляя волосы кокетливым, извечно женским движением.
Радомир заметил это и, сплюнув в сердцах, пошёл за водой. Когда вернулся, альвийка всё ещё крутилась неподалёку. Мужчина мученически застонал.
— Ним, отстань по-хорошему! Иначе свяжу, запру в комнате и правда вызову деда или отца.
Но видунья упорствовала.
— Я понимаю, что путешествие опасное… Я справлюсь.
Мужчина покачал головой, молча сделал свою работу и пошёл в дом. Лан не удивился, когда следом за тарсом в комнату вошла альвийка. От её непрекращающихся уговоров у Володаровича уже сводило зубы, и дёргался глаз. А Нимфириель понимала: заставить она не может, только уговорить.
— …Вряд ли кто меня заподозрит. А если заподозрит, вы прикроете, — продолжала она убеждать, пока не особо успешно.
— Зачем нам лишние трудности? — шипел Радомир.
— А представь, что с вами отказались говорить. Я ведь смогу незаметно посмотреть их думы…
Лан ис-Короуш, прислонившись к стене, с интересом наблюдал за происходящим, но даже он не мог точно сказать: кто кого переубедит.
— А воздыхателей твоих гонять кто будет?
— Каких воздыхателей? У меня их нет!
— Появятся, — уверенно заявил Володарович. — Мы же будем в Гетаи. Там мужики на красивых баб смотрят только с одной целью: соблазнить.
— Ты утрируешь.
Тарс растерянно моргнул, споткнувшись о незнакомое слово, потом выругался.
— Слушай, ты надоела этими учёными словечками!
— Так я же учёная!
— Вот и умничай здесь. А мы уж там как-нибудь по-нашему, по-простому.
И Нимфириель, видя, что уговоры не помогают, стала давить.
— Колдун, ты мне слово дал! Забыл?
— Я же не думал, что ты за мной потянешься! — тарс зло зыркнул на неё.
— Слово есть слово. Держи, раз обещал!
Радомира уже основательно трясло от ярости, а руки чесались отлупить эту упрямицу.
— Я дал, я и назад заберу! Да кто ты такая, чтобы я перед тобой оправдывался?
Сказал зло, ядовито, намеренно желая обидеть, причинить боль, заставить Нимфириель уехать. И пускай потом мстит, гоняя его по околицам. Не привыкать! Главное, что будет живая и невредимая! Чего мужчина совсем не ожидал, так это распахнутых глаз и повисших на ресницах слёз. Он осёкся на полуслове, удивлённо глядя на альвийку. За три года вражды Радомир столько всего наговорил видунье, но она не заплакала ни разу! А сегодня… Нимфириель, опомнившись, быстро отвернулась и, будто бы поправляя волосы, смахнула слезинки с глаз, даже не догадываясь, что творится в душе колдуна. На Володаровича никогда не действовали женские слёзы, ни настоящие, ни искусственные. Он искренне не понимал, почему остальные мужчины так их боятся. А сейчас испугался сам. Оказалось, что куда хуже рыдающей девушки — девушка, старающаяся не заплакать.
Альвийка вздрогнула, когда колдун присел рядом.
— Нимфириель, пойми, я же не просто так не беру тебя с собой. Мы сами не знаем, куда едем. Может оказаться, что на ходу придётся менять все планы. Да какие, к шишам, планы!? У нас даже плана нет! Мы едем наобум!
Радомир ждал её ответа, а ответа не было. Только сжались кулаки на коленях, обтянув кожей тонкие косточки.
— Ним…
Он не договорил, буквально кожей чувствуя, как вырастает стена между ними. Как отгораживается видунья, прячется за знакомой маской равнодушия и безразличия. И это вдруг оказалось невыносимым.