Глеб открыл глаза, повернул голову. Голоса раздавались из-за ручья. И злой смех…
Глеб подумал, что ему было бы неплохо узнать, о чем говорят «голоса». Он весь подобрался и, крадучись, перебегая от ели к ели, стал приближаться к тем людям, что вдруг оказались в такую рань в лесу. Глеб бесшумно перепрыгнул ручей, перебежал поляну, сбивая росу с высоких трав, и спрятался в густом орешнике.
Тихонько раздвинул ветви…
Он увидел охотничий домик. На лужку при нем паслись три стреноженные лошади. Два человека — дюжих молодца — сидели у костра. Один помешивал в котле, другой что-то выстругивал ножом. Третьего Глеб не видел: тот, видно, был в избушке. Человек, помешивавший в котле, сказал:
— Нет ничего противней мучной похлебки. Но когда голоден, нет ничего желаннее.
Тот, что был с ножом, ответил:
— И то верно… Радуйся, что хоть это есть!
Они надолго замолчали. Третий из избушки не выходил. Скорее всего еще спал.
Глеб осторожно отпустил ветви, сел. Слушал, изредка поглядывая на лужок. Ветерок доносил до него запах дыма и похлебки. Глебу очень хотелось есть. Он раздумывал над тем, как отнять у молодцов их похлебку.
Тот, что помешивал ложкой, попробовал варево:
— Надо добавить воды. Сходи за водой, Каплун.
— Схожу…
Глеб поморщился: что за имя для мужчины! Или это прозвище?..
Между тем тот, с ложкой, сказал:
— У меня все из ума не идет старик.
— Какой старик?
— Аскольд вроде…
— Да, помню. И что?
— Могучий старик. Возьми такого в поход — не испортит строй.
Каплун не ответил.
— И умирал достойно. Ты бы смог так? Стоять, обливаясь кровью… Тебя толкают, а ты стоишь. Тебя толкают, а ты… — попробовав еще раз варево, молодец причмокнул, — а ты стоишь!..
Глеб потемневшими глазами смотрел в землю. Молодец постучал ложкой по котлу:
— За водой сходить надо. — Схожу…
— И баба его… Не кричала, не голосила. Я еще не встречал таких! Всякая баба рада поголосить. А эта…
Кололи в спину… Она же даже не вздрагивала.
— Да, — кивнул тот, что с ножом. — Можно было не убивать.
— Скука. Что ж не убить!..
— Ее Милий убил, — молодец кивнул на избушку. — Мы под ребра совали, а он вломил в затылок…
— Поспешил Милий.
— А он всегда так. Где можно кровь пустить — он первый. Прошлым летом, вспомни…
— Ты за водой пойдешь?
Каплун сунул нож в ножны, подхватил берестяное ведерко и пошел к ручью.
Глеб, еще раз оглядев избушку, двинулся за Каплуном. Шел Глеб неслышно. Не шелестела трава под ногами, не трещали сучки. Легка была поступь охотника…
Каплун, склонившись над ручьем, черпнул воды ведерком. Но ручей был мелок, и воды Каплуну удалось черпнуть не много. Он, присев, наполнял ведро пригоршнями.
А Глеб уже стоял у него за спиной. Раздумывал, опираясь руками на длинное древко секиры.
Каплун, верно, почувствовал что-то. Обернулся. И от неожиданности едва не упал в ручей. Челюсть у Каплуна так и отвисла. Оставаясь сидеть, этот человек медленно потянулся к ножу на поясе:
— Кто ты, браток?
Движение Каплуна не укрылось от глаз Глеба. Но Глеб оставался неподвижным. Ответил:
— Я — Глеб.
— Глеб? — побледнел Каплун. — Тот, что живет в лесу? — Да. Сын Аскольда.
— Я видел тебя однажды, — глаза Каплуна забегали, он как бы искал помощи, но не находил, кто бы ему мог помочь. — Ты изменился с тех пор. А видел я тебя
в Чернигове, на рынке… Может, ты не помнишь…
Внезапно Каплун рванулся вперед, в руке его сверкнуло лезвие ножа. Но Глеб лишь слегка отпрянул в сторону, и лезвие зло просвистело у его виска. Одновременно Глеб ударил Каплуна древком секиры в лицо.
От могучего удара Каплун упал в ручей. Навзничь.
Надо сказать, что Каплун этот был из людей не слабых: с легкостью подковы гнул, играючись давил в руках обожженные глиняные горшки. Однако рядом с Глебом, воином от рождения, достойным потомком бога Волота, выглядел Каплун подлетком. На голову выше его был Глеб и в плечах шире. Глеб, сын Аскольда, был как скала.
Из рассеченной брови Каплуна обильно хлынула кровь. Она залила молодцу все лицо. Утирая рукавом кровь, Каплун снизу вверх зло смотрел на Глеба. Молчал.
Журчал ручей.
Глеб ступил два шага вперед. Каплун, отталкиваясь ногами, на спине, отполз на траву.