Стол не выдержал тяжести — столешница переломилась надвое, козлы, страшно скрипя и стуча, развалились. Глеб упал на спину.
Никита закричал звонким голосом:
— Он, кажется, упал! Я слышал… Все бросились в темноте к столу.
— Навались на него! — орал Щербина.
— Я схватил его! — ликовал кто-то.
Но напрасно радовались побратимы. Темнота не была им союзницей. Они поняли это, когда запела секира. Глеб мог разить наугад, он не боялся зацепить своего. Побратимы же боялись в неразберихе ранить или убить друг друга.
Кто-то упал, вскрикнув дико. Кто-то, раненый, застонал. Ноги побратимов скользили на залитом кровью полу; кто-то с натужным сопением возился в крови… И снова послышался устрашающий свист.
— Наружу! Наружу! — спохватился Щербина. — Не то здесь он всех нас перебьет.
Дружинники бросились к двери и столкнулись здесь с подбежавшими Филиппом и Лукой.
— Наружу! — выкрикнул им в лицо Щербина. — Мы обложим его со всех сторон.
За спиной у них жутко гудела секира.
Побратимы кубарем выкатились из избушки. При свете звезд разглядели друг друга. Здесь были: Щербина, братья Филипп и Лука, еще один побратим Савва Молчун… — Все? — округлил глаза Щербина.
За ними со стонами и плачем выполз раненый Никита.
— Дверь! Закройте дверь! — велел Щербина. — Он теперь в ловушке.
Его приказание исполнили. Подперли дверь колом.
Никита, продолжая стонать и всхлипывать, пополз куда-то в темноту. На него сейчас никто не обратил внимания.
Щербина придумал:
— Мы сожжем его вместе с избушкой. Эй, у кого огниво?.. Молчун, тащи хворост!..
Щербина защелкал огнивом, принялся раздувать тлеющий трут. Когда в руках у него вспыхнул маленький огонек, Щербина крикнул:
— Эй, Глеб! Настало время тебе молиться… Мы поквитаемся с тобой за наших побратимов.
— Гад ползучий!.. — бранились Филипп и Лука. — Поджарим тебя сейчас!..
Они засмеялись, когда услышали, как Глеб принялся рубить дверь изнутри.
Молчун бросил под дверь хворост, сухой мох. Щербина поднес ко мху горящий трут:
— Попрыгаешь сейчас!..
Быстро занялся огонь. Алые языки лизнули дверь. Затрещал хворост. Удары изнутри прекратились. Через мгновение секира пробила бычий пузырь в окне.
Побратимы от того только засмеялись:
— Покрутишься — как червяк!..
Тогда Глеб посчитал, что достаточно повеселил этих ублюдков. Он опять взобрался на чердак и но-гой проломил хлипкую торцовую стенку, обращенную к лесу. Спрыгнул на траву.
Огонь тем временем все разгорался. Языки его устремились под застреху, выползли на крышу. Дым повалил из всех щелей. На поляне перед избушкой стало светло, как днем.
Побратимы не чуяли над собой беды. Филипп и Лука приплясывали и хохотали.
Филипп кричал:
— Зажарим тебя, как овцу на вертеле!
— Съедим твое сердце!.. — вторил ему Лука. Молчун, стоя возле них, придурковато улыбался и притопывал.
Никита корчился от боли в кустах, пытался перевязать какой-то тряпицей глубокую рану на бедре. Он испуганно смотрел на полыхающее пламя.
Щербина стоял неподвижно. Он опустил руки — как опускает их человек, сделавший свое дело. Щербина говорил что-то, но никто не смог бы разобрать его слов, ибо их заглушал шум пожара. Мстительными искрами отражался огонь в глазах Щербины.
Побратимы были так увлечены созерцанием огненной стихии, что не заметили Глеба, подходившего к ним со спины. И только когда Глеб позвал их, они обернулись. Молчун от неожиданности присел, Филипп и Лука вскрикнули, а Щербина неуверенно, будто перед ним возник призрак, махнул мечом.
Глеб легко увернулся и сам ударил секирой. Но Щербина отбил удар. Он уже взял себя в руки и, прочувствовав силу удара, успел сообразить, что перед ним вовсе не призрак. Щербина удивленно покосился на горящую избушку; он, видно, тщился понять, каким образом… каким чудом… Глебу удалось избежать смерти в огне.
Глеб дважды быстро махнул секирой перед самым носом Щербины. Тот отпрянул, отступил на шаг назад. Глеб еще раз махнул, Щербина снова отступил на шаг — и внезапно рубанул мечом слева направо. Но Глеб пригнулся, и клинок просвистел у него над головой. Филипп и Лука тем временем обходили его сзади.
Щербина сказал Глебу:
— Готовься, я убью тебя.
— Многие так говорили не вовремя, — ответил Глеб. — Лучше бы ты молчал.
— Не в моем обычае говорить пустое… — Щербина злобно оскалился, обнажились его обломанные зубы.
Коротко вскрикнув, он ткнул вперед мечом. Но в этот миг и подоспевшие братья намеревались ударить Глеба в спину. Глеб бросился на траву. А Филипп и Лука, преждевременно торжествуя, поразили Щербину в грудь.