– И по указанию светлейшего князя, да будет идол поганый высечен кнутом и сброшен в реку! – проговорил высокий темноволосый детина.
Словно в ответ на его слова, зашумели листья старого дуба, а в сизо-серое пасмурное небо взвились птицы, оглашая окрестности тревожными гортанными криками.
Люди, собравшиеся вокруг чтеца указа, переглянулись. На их простых, словно высеченных топором, лицах застыло выражение беспокойства.
– А тех, кто будет поклоняться бесам, притворявшимся богами, ждет суровое наказание! – продолжал чтение чернобородый. – Потому как…
Но объяснить, почему, он не успел. Толпа заволновалась и расступилась, пропуская статного старца с густой седой бородой и длинными, перехваченными обручем волосами.
– Тебе ли, Микитка, народ пугать? – проговорил старец молодым, несмотря на прожитые зимы, голосом. – Не ты ли сам гнева дедушки-Перуна боялся? Чай, вымахал и не помнишь, как в грозу в горнице под полатями хоронился? Не ты ли жертвы ему приносил, чтобы умилостивить?
В толпе засмеялись. В это тяжелое, темное время каждое веселое воспоминание было дороже новенькой монеты с чеканным изображением светлого княжьего лика.
Чтец, смутившийся при появлении нежданного гостя, вновь вспомнил, что он здесь – лицо должностное, наделенное властью, и приосанился.
– Нет иного бога, чем Тот, о ком рассказывает греческое учение! – заявил он, выпячивая грудь, а заодно с ней немалое пузо. – Что мне твой Перун сделает! Да вот на него… – и чернобородый смачно плюнул в сторону каменного идола.
Слюна его попала на расположенный перед изваянием жертвенный камень. В толпе ахнули. И тут же, словно в ответ на святотатственные действия, вдали послышался раскат грома.
– Не спеши, Микитка, бахвалиться. Вот то-то тебе Перун сейчас покажет! – старец, опираясь на высокий дубовый посох, подошел к алтарю и встал между ним и неслушником.
Люди ждали. Для них слова о каком-то греческом боге имели немного смысла. Но ни у кого не было уверенности, что стоит гневить нового бога: вдруг он сильнее старых. Нет уж, лучше жить в мире со всеми богами. Однако Микита слишком лихо забирает: зачем же Перуна сечь да в реку сбрасывать? Ну поставили бы еще один жертвенник – небось потеснились бы старые боги, пустили бы к себе и нового… Мир-то, чай, широк, всех вместит. Но, видно, был новый бог нетерпелив и жаден до внимания, потому как взмахнул чернобородый Микита рукой – и выступили вперед княжеские дружинники. Бог уж с богами – до них далеко, а князь близко и, как известно, гневлив дюже… А дружинники, похоже, не шутят… И толпа на всякий случай отступила, оставляя седого жреца один на один с ревнителями новой веры. Вот сейчас и станет ясно, кто из них сильнее…
Хмурое небо вспорола далекая молния, а несколькими мгновениями позже снова загрохотал гром – уже ближе… Хлынул дождь. Под его косыми холодными струями полотняные одежды тут же намокли, а волосы длинными прядями налипли на лицо.
– Гневается Перун-то, – послышался чей-то густой бас.
Чернобородый грозно потряс кулаком и кивнул дружинникам на старого жреца, закономерно считая его главным противником и не размениваясь по мелочам.
Княжьи воины подступили к старцу, однако он вдруг ловко извлек из одежд большой, не слишком хорошо выкованный нож. Прежде чем нападающие успели приблизиться к нему, жрец вонзил острие себе в грудь. Закапали на алтарь темно-алые капли, тут же смытые в землю проливным дождем. А лицо старого жреца меж тем страшно исказилось.
– Прокляты будьте, собаки, забывшие свои корни! Не будет вам милости от богов! Будете вы страдать и рвать друг друга, как голодные псы! Не знать вам вовек покоя! Будьте же вы прокляты!
Испуганные страшным зрелищем, теснились в отдалении люди, а чернобородый Микита, тоже оробев, отступил от наступающего на него старца. Но не ушел далеко – скрюченные старческие пальцы вцепились в его новую, надетую специально по случаю важного поручения, рубаху.
– И тебе, Микитка, не пережить этого дня! Но и после не отправишься ты в чертоги предков – будешь из века в век вину свою искупать! Да будет так! Я сказал! – закончил жрец, подтянув поближе к себе побелевшего врага.
И в этот миг ослепительная вспышка ударила прямо в алтарь. Такая яркая, что люди закрыли глаза, а большинство из них, утробно воя, повалилось прямо в черную жирную грязь.
Оглушительно загрохотал гром, задрожала земля. Тут и те, кто еще держались на ногах, рухнули наземь… А гром все гремел и гремел, словно настал самый последний день на свете…