Тот был скорее задумчив, нежели смущён.
— Знаете, Ефрем Поликарпович, — с некоторым даже сожалением заговорил он. — Мне почему-то казалось, что вы сильнее в диалектике. Как ни странно, предстоящая наша борьба с оккультизмом и есть залог вашего будущего благоденствия.
— Даже так?
— Да, представьте. Я ведь перед тем, как сюда явиться, тщательнейшим образом изучил все доносы в господнадзор на вас и на вашего ученика — во всяком случае, за последние полгода. Как вы думаете, кто их туда посылал? Не знаете? Так я скажу! Бесчисленные ваши коллеги, которые спят и грезят, как бы вас съесть с потрохами. Как перехватить вашу клиентуру. Как навести на вас порчу. На Глеба-то, кстати, навели… А Савелия Сироту и вовсе затравили… Так вот именно с ними, с вашими недоброжелателями, мы и намерены вести борьбу. Открытую и беспощадную.
— А со мной, значит, нет?
— С вами — нет.
— Из благодарности, что ли?
— Ну, во-первых, согласитесь, пока ещё благодарить не за что. А во-вторых… Видите ли, с кем бы государство ни принималось бороться, оно обязательно оставляет парочку врагов в целости и сохранности.
— Вроде как на развод?
— Нет-нет, отнюдь не на развод. Оставляет для того, чтобы в любой момент их можно было предъявить международному сообществу. Дескать, извольте убедиться, дамы и господа: мы боремся не со всеми колдунами, как нас обвиняют, а только с плохими колдунами. С теми, кто приносит явный вред населению. Но у нас есть и хорошие колдуны. Вот, пожалуйста, маститый чародей Ефрем Нехорошев, мировая величина. Вот достойный продолжатель его дела Глеб Портнягин. Да, инакомыслящие! Но с ними мы не боремся. Мы холим их и лелеем…
— Так-так…
— Иными словами, мы предлагаем вам, Ефрем Поликарпович, роль хорошего колдуна. Вам и вашему питомцу. Однако всё это при условии, что операция «Секондхендж» пройдёт успешно… Лет-то уже немало, а, Ефрем Поликарпович? А конкуренты всё наглее, всё бесцеремоннее, беспощаднее… Вы говорите: борьба! Какая борьба? Та жизнь, которую вы ведёте сейчас, — вот это действительно борьба! Борьба за существование. Кстати, такое впечатление, что вы её проигрываете…
И товарищ Викентий соболезнующе оглядел убогую однокомнатку, и впрямь похожую больше на склад старьёвщика, нежели на человеческое жилище.
— А что вам сейчас предлагал Портнягин? — неожиданно полюбопытствовал он.
Колдун пожал острыми старческими плечами.
— Да примерно то же самое, что и вы… — Слово «вы» опять-таки прозвучало с подчёркнутой гадливостью: не ты, дескать, лично, а твой идеологический колтун. — Жилплощадь расширить, пенсию оформить…
— Да, — согласился кувшиннорылый. — Материально вы и в том, и в другом случае ничего не теряете. Даже приобретаете. Но всё-таки, насколько я понимаю, порчу с выученика вам снять хотелось бы…
Ефрем присел наконец к столу, отодвинул стаканчик, подпёр кулаком щёку, пригорюнился.
— Знаешь, в чём беда? — посетовал он. — Штаб-то избирательный у Глебушки — из одних колдунов. Как узнают, что он на капище собрался — костьми лягут, а не отпустят… Ладно. К завтрему, глядишь, что-нибудь придумаем.
Глава 10
Проводив мудрое кувшинное рыло, Ефрем Нехорошев дошкандыбал до тусклого кухонного оконца, однако, выглянув во двор, товарища Викентия так нигде и не углядел. Зато углядел дородного седовласого красавца, решительным шагом направлявшегося прямиком к его, Ефрема Нехорошева, подъезду.
Колдун озадаченно ругнулся в бородёнку и, покрутив головой, вернулся в комнату. Сел на табурет, обернул морщинистое личико к порогу, стал ждать.
Вскоре спели немазаные петли, заменявшие Ефрему дверной звонок, и в прихожую шагнул Платон Кудесов, известный баклужинский нигромант и сосед по двору. Седая грива, львиный лик, на устах самоуверенная улыбка.
— Здорово, Поликарпыч! — запросто приветствовал он престарелого коллегу. — Всё горюешь?
Следует заметить, что открытый визит чёрного мага к белому сам по себе событие довольно редкое. Хотя, с другой стороны, многое за последние полмесяца изменилось в Баклужино. Призывы Глеба Портнягина к объединению откликнулись во многих сердцах. Кроме того, колдовская ориентация старого чародея Ефрема Нехорошева, как ни крути, по-прежнему представлялась загадочной. Чёрные в нём подозревали белого, белые — чёрного. Подчас даже закрадывалось в душу сомнение: да уж не по ту ли он сторону добра и зла?
Тем временем орлиный глаз Платона Кудесова углядел мутный гранёный стаканчик на краешке стола.