— Двя ффех! Двя ффех гибвое!
Желчный сухопарый Арсений нахмурился и, подойдя к покосившейся ребристой глыбе, потрогал коряво начертанный автограф: «Здесь был Ва…».
Дальше надпись обрывалась.
Обернулся к совиноглазому Артёму:
— Что скажешь?
Тот был очень недоволен происходящим. Если честно, ему ещё вчера не понравилась затея, предложенная косноязыким глашатаем Вселенской Гармонии.
— Негоже, — угрюмо проговорил он, изучив нагромождения камней.
— Чего негоже-то? — ворчливо переспросил старший товарищ.
Родоначальник гласной поэзии оглядывался то на одного, то на другого сообщника. В глазах его тлела жажда мести.
— Мы — коммунисты, Арсений, — сурово напомнил Артём. — Православные коммунисты. И не пристало нам прибегать к помощи вражьих сил. Дзержинский чему учил? Холодный ум, горячее сердце, чистые руки. Да и апостол Павел тоже…
— А мы разве прибегаем? — возразил сухопарый. — Заманить поганца в самую серёдку…
— И что будет?
— Н-ну… что-нибудь да будет.
— Капиффе! — с трепетом напомнил поэт.
— Примолкни, а? — посоветовал ему через плечо волчеухий Артём. — Без тебя знаем, что капище. Не слепые.
Постояли, посомневались. В дубраве орали вороны.
— А может, оно и неплохо, что вражья сила… — помыслил вслух более опытный товарищ Арсений. — Скажут: доигрался чернокнижник. Поделом ему…
— Да ерунда это всё! — взорвался Артём. — В английском Стоунхендже что ни день туристы толкутся, исследователи всякие — и ничего, живы-здоровы…
— Ну то Англия… — уклончиво отозвался Арсений. — А у нас, знаешь, всяко бывает… Как бы только узнать, действует оно или… — Взгляд его остановился на родоначальнике гласной поэзии.
— Вот на нём и проверим, — с мужской прямотой брякнул совиноглазый.
Будущая жертва попятилась в ужасе.
— Вы фто? Вы фто? Ф ума фофли?
Дёрнулся кинуться наутёк, но тут же сообразил, что по такой местности при его физических данных далеко не убежишь. Во всяком случае, от товарища Артёма. И быть бы ему загнанным для опыта в магический круг камней, что даже справедливо отчасти, ибо не рой другому яму, когда раздался поблизости надтреснутый старческий голос:
— Вам что, голуби, жить надоело?
Глава 4
Обернулись. Рядом с каменным столпом, опираясь на батожок, стоял некто бомжеватой наружности и щурил на троицу недобрые охальные глазёнки. Откуда взялся, неясно. Впору было усомниться в естественном происхождении пришельца. Не зря же баклужинская жёлтая пресса то и дело публиковала сообщения о древнем хранителе Секондхенджа, что показывался порой грибникам.
Но нет, уж больно одет современно. То есть относительно современно: ветхая шубейка из Чебурашки и такая же шапчонка.
— Ты из местных, что ли, дед? — оправившись от неожиданности, спросил сухопарый Арсений.
Однако местные, по данным той же баклужинской прессы, реликтовой дубравы боялись до дрожи. Старожилы, ежели их расспросить, выложат как на духу: кто сюда из сельских когда ходил (пьяный или на спор) и кто на каком дубу потом петельку себе ладил.
— А сами-то вы, я гляжу, не местные, — прозвучало в ответ.
— Учёные мы, дед, — соврал Арсений.
— Не-э… — осклабился старикан. — Это вы ещё неучёные. А как учёными станете, поздно будет.
Кажется, перед злоумышленниками стоял тот, кто мог бы развеять многие их сомнения относительно заклятого места. Уяснив это обстоятельство, Арсений шагнул к старикану, протянул руку и открыл было рот, чтобы представиться, но тот предостерегающе приложил сухой пергаментный палец к сухим пергаментным губам. Видимо, содрогать воздух именами вблизи капища было неразумно и небезопасно.
— Вы, я вижу, человек сведущий, — сказал Арсений, перейдя на «вы», как и подобает учёному. — Можно задать вам пару вопросов?
— Отчего ж нельзя? Задавай…
— Это действительно гиблое место?
— Гиблое, — кивнул старикан.
— И им действительно владеет вражья сила?
— Какая вражья? — не понял тот.
— Ну… дьявольская.
— Ни-эт… — решительно сказал старикан. — Дьяволу сюда тоже соваться не стоит. Копыт не соберёт.
Трое очумело глянули в кривой просвет меж тёсаными столпами, где лежала пегая от влаги заклятая земля Секондхенджа.
— Так что же там? — с запинкой спросил Арсений.
— По-нашему говоря, размыкало, — последовал ответ.
— Э-э… простите…
— Размыкало, — повторил старикан, беря батожок под мышку. Хлопнул в ладоши, секунду подержал их сведёнными, затем резко развёл. Вынул батожок из-под мышки и, выжидательно глядя на собеседника, опёрся снова. Вернее даже не на собеседника он глядел, а поверх его головы. По старой подпольной привычке Арсений оглянулся. Нигде никого.