Хотя «соткано» — не совсем то слово. Скорее уж «запутлякано». Беспорядочно переплетаясь, нити сбиваются в колтуны, многие из которых достигают со временем материальной плотности.
Самый огромный колтун — несомненно, Мироздание, однако неуклюжие филологические попытки бывшего парикмахера связать со словом «космы» такие термины, как «микрокосм», «макрокосм», «Космос», выглядят в достаточной мере наивно и способны вызвать лишь досаду.
Самое забавное (или печальное) заключается в том, что, изложи это Савелий Сирота более или менее традиционным языком, его труд ни у кого бы не вызвал протеста, хотя, с другой стороны, возможно, остался бы незамеченным. Но представить себя этакой энергетической кошмой, отвердевшим кудёрышком Мироздания многим показалось оскорбительным. Бог им судья. Из атомов, видите ли, состоять не стыдно, а из силовых линий почему-то за обиду стало…
Глава 6
— Он что, издевается?! — яростно завопил товарищ Арсений, метнув книжку в угол вагончика. — Это же читать невозможно!
Товарищу Арсению стоило посочувствовать. Сами подумайте: убить столько времени, продраться сквозь заумную, не то эзотерическую, не то парикмахерскую терминологию, уяснить картину Мироздания по Савелию Сироте — и при этом не узнать ничегошеньки сверх того, что уже было сказано вчера бомжеватым старикашкой возле мегалитического сооружения, известного как Секондхендж…
И всё же в чём-то товарищ Арсений был не прав. Кто его вчера за язык тянул? Просил понаучнее — заполучи.
— Ты осторожней, — осуждающе сказал товарищ Викентий, поднимая оснащённое очками кувшинное рыло от заваленного бумагами стола. — Чуть в Богородицу не угодил…
Разгневанно сопя, товарищ Арсений походил по вагончику, затем малость успокоился, подобрал книжку с пола, непочтительно бросил на сейф. Чтения, естественно, не продолжил.
— Как с компроматом? — отрывисто спросил он.
— Да никак… — отозвался товарищ Викентий, снимая очки и утомлённо потирая то место, где лоб у него переходил в нос. У прочих там обычно располагается переносица. — Родственников нет. Полтора года отбыл на зоне… Ну, ты ж этого трогать не велел.
— Не велел, — подтвердил Арсений. — Он там вместе с нашим кандидатом срок мотал. По одному и тому же делу. А после освобождения — ничего?
— Ничего. Сразу подался в ученики к колдуну.
— Личные связи?
— Нету.
— Не может такого быть!
— Ну вот тем не менее…
Товарищ Арсений посопел, потом взял с сейфа книгу и бегло принялся листать наудачу, надеясь выудить из этой белиберды хоть что-нибудь существенное. Внезапно в тексте мелькнуло имя вождя.
«Как неосторожно выразился однажды Владимир Ильич Ленин: „Идея, овладевшая массами, становится материальной силой“, — и с несвойственной ему опрометчивостью выдал главный секрет большевиков, принятый, к счастью, за ораторскую метафору.
Самое время вспомнить, что материя, по Савелию Сироте, это именно свалявшаяся до затвердения неразбериха силовых линий.
Спутываясь воедино, волокна многих аур образуют коллективные колтуны, именуемые народом, верой, партией, причём образования эти живут собственной жизнью, управляя своими составляющими, как марионетками, и используя астральные волокна в качестве нитей.
Так называемый пробой на массу, с нашей точки зрения (излагает далее Сирота), есть мгновенная заплётка отдельных волокон в некое подобие косицы, прочно связывающей нас с коллективным колтуном.
Существуют, однако, так называемые гиблые места, представляющие собой участки астрала с повышенной энергетикой, где даже сильно свалявшаяся аура начинает пушиться, мнимо увеличиваться в объёме, а вышеупомянутые косицы стремительно расплетаются. „Сиротики“ называют такое явление промывкой ауры в корень, „досиротики“ — воздействием отрицательных полей, а народ — просто размыкалом.
Представьте себе на секунду, что ваше уютное Мироздание встаёт дыбом, все колтуны расходятся на волокна и по мнению одних „сиротиков“ — исчезают, по мнению других — теряют смысл.
Обычно гиблые места разбросаны вдоль линий высоковольтных передач, хотя на самом деле всё обстоит наоборот: линии высоковольтных передач неосознанно прокладываются людьми по наиболее гиблым местам…»