– Почему она на меня так смотрит? – растерянно пробормотала соседка, вставая на ноги и обращаясь уже к матери Веры.
– Оставь ее, Вита, – сказала, вздохнув, та. – Подуется и отойдет. Вот увидишь, завтра будет скакать и бегать как ни в чем не бывало. Стрекоза!
– Я не хочу ехать! – выкрикнула из своего укрытия девочка. – Не хочу! Не хочу!
– Но почему? – тут уже растерялась мама. Вера забилась в дальний угол, но даже оттуда ей были видны обутые в пушистые тапочки ноги мамы, которые потоптались рядом со столом, будто в нерешительности, а затем мама, как перед этим – тетя Вита, присела на корточки и заглянула под стол. Испачканные в рассоле руки она держала на весу, развернув их тыльной стороной кистей от себя, и от них исходил острый и аппетитный запах уксуса и лука. Вера сглотнула слюну: ей представилось, как папа готовит пропитанное соусом мясо, дым, подхватываемый ветром, разносится далеко за пределы дачи, щекочет ноздри, вызывает урчание в животе. Воображаемый запах приготовляемых шашлыков смешался с запахом бензина и кожи, который витал в салоне машины соседей, с запахом речной свежести, земли и травы, и на мгновение девочкой овладела та неожиданно утраченная сегодня радость от предстоящей поездки. Вера уже подалась вперед к матери, как это ощущение сменилось другим, и девочка отшатнулась, вжавшись в стену и втянув голову в плечи от охватившего ее ужаса. Он, подобно смерчу, затянул ее в свою тугую воронку, сжал, словно в тисках, так что Вере стало трудно дышать. Аппетитный аромат шашлыков сменился тошнотворным запахом, который девочка не смогла идентифицировать, а глаза вдруг застило черно-красное марево.
Что было потом, Вера не помнила. Очнулась она уже в своей постели, одетая все в то же платье и обутая в тапочки. Рядом стояла встревоженная и заплаканная мама, а отец сидел на кровати, положив дочери жесткую ладонь на лоб.
– Пришла в себя? – тревожно спросила соседка, также находившаяся в комнате.
Отец, не глянув на нее, кивнул.
– Может, вызвать врача?
– Не надо, – испуганно отозвалась Вера. Чувствовала она себя лучше, только слегка кружилась голова да все не отпускал тошнотворный запах, след которого будто повис в воздухе.
– Я не хочу ехать! – жалобно проговорила девочка, глядя отцу в глаза.
– Хорошо, не поедем, – кивнул тот и растерянно оглянулся на жену. – Температуры вроде нет. Может, она съела что-то не то? Вера, у тебя болит живот?
Девочка качнула головой.
Ее переодели в пижаму и уложили спать раньше времени. Вера лежала одна в комнате, следя за тенями на потолке, которые превращались в страшные фигуры. Не помогало даже зажмуриться: тени тут же трансформировались в ее воображении в яркие, напитанные красками картины, такие ужасные, что Вера боялась вздохнуть. Надо было бы позвать маму, попросить ее посидеть рядом, но мама была занята на кухне: заканчивала что-то упаковывать, шуршала бумагой и целлофановыми пакетами. Папа продолжал тихонько шебуршиться в коридоре, докладывая в рюкзак необходимые для пикника вещи. А Вера, глядя в потолок, на котором тени наконец-то начали сливаться в одно сплошное темное пятно, глотала слезы, но уже не столько из-за страха, сколько от осознания того, что родители не вняли ее просьбам и продолжают как ни в чем не бывало сборы. Она так и уснула – заплаканная, напуганная, совершенно не успокоенная, а просто сраженная усталостью. Но отдыхала она недолго, вскоре проснулась с жаром и тогда уже жалобно позвала маму.
Температура, несмотря на лекарство, так и не спала к утру, и внезапная болезнь дочери очень расстроила родителей. В семь утра, как и было условлено, в дверь позвонила соседка. Вера, лежа в постели, слышала, как мама огорченно говорит подруге о заболевшей дочери, затем выносит с кухни кастрюлю с замаринованным мясом, желает хорошо провести день и закрывает дверь. Девочка только тогда спокойно выдохнула, повернулась на бок, прикрыла глаза и наконец-то провалилась в сон. К тому времени, когда пришел участковый педиатр, температура у нее уже спала сама по себе. Врач осмотрел девочку и не нашел даже признаков простуды или гриппа, но все же порекомендовал еще день постельного режима. Выспавшейся Вере принесли по ее просьбе карандаши и альбом, и она прямо в кровати занялась рисованием. Только выходили у нее в этот раз совсем не принцессы, а другие картинки. Закусив губу, Вера размашисто черкала карандашом по листу, оставляя резкие штрихи, и не могла остановиться, будто некто водил ее за руку.
– Не переутомляйся, – сказала, войдя в комнату, мама. Девочка машинально кивнула и сменила черный карандаш на красный. Когда она закончила штриховать лист, почувствовала себя такой уставшей, словно рисование отняло у нее все силы. Вера прикрыла глаза и с удовлетворением отметила, что страшные образы уже не атакуют ее, словно остались на бумаге. И в это время раздался телефонный звонок. Вера услышала, как мама вышла в коридор, сняла трубку и сказала: «Алло!» А затем, после недолгой паузы, в которую, видимо, выслушивала то, что ей говорили, вскрикнула и запричитала. Вера осторожно встала с кровати и, подойдя к двери, замерла. Мама уже не причитала. С трубкой в одной руке и телефонным аппаратом в другой она присела на край тумбочки и, слушая то, что ей говорят, изредка кивала, словно невидимый собеседник мог ее видеть, и шепотом поддакивала. Лицо у нее было растерянным и испуганным, на щеках блестели слезы.