Многие молодые женщины, окажись они на моем месте, наверняка сочли бы себя любимицами фортуны. Ведь если рассудить здраво, я совсем не красавица. Волосы у меня рыжеватые. Они, безусловно, могли восхищать своим необычным цветом, но были настолько густые и прямые, – что уложить их в приличную прическу иногда становилось делом отнюдь не простым. А мои зеленые глаза!.. Вообще-то они прекрасно сочетаются с моими волосами, но ресницы и брови у меня, к сожалению, белесые, да и кожа слишком белая. Она доставила много забот моей бедной айе. Няня очень боялась, что такую нежную кожу сожжет беспощадное индийское солнце. Мне никогда не позволяли выходить из дома без большой широкополой шляпы, даже в пасмурные дни. Но больше всего я была недовольна своим ростом. Именно из-за него, как я считала, природа обделила меня женской привлекательностью. Дело в том, что я была очень высокой. На многих молодых людей, мне приходилось смотреть сверху вниз, а это, по мнению света, не служило для женщин украшением. Мужчины сами предпочитают взирать на своих женщин свысока – это утверждение верно не только в переносном, но и в самом прямом смысле. Однако именно я, пусть не совсем заурядная особа, но уж точно не красавица на взгляд подавляющего большинства, легко добилась того, на что многие девушки-красавицы наверняка положили бы массу усилий. Мне и вправду повезло! За день до моей свадьбы приехала кузина Эллен с двумя своими дочерьми. Она была очень рада моему замужеству, и говорила со мной без того всегдашнего напряжения, которое ранее сопутствовало нашим беседам. Мы начали вспоминать различные эпизоды прошлого. Она припомнила много разных случаев, и мне приятно было вновь погрузиться в атмосферу тех дней. Именно Эллен вдруг заговорила об инциденте, который в моей собственной памяти не всплывал уже несколько лет.
– Ты помнишь Тома Дженнингса – молодого человека, который упал с лестницы?
– Да, конечно. Кажется, он сломал ногу.
– Я никогда не забуду, с каким видом ты встала рядом с ним на колени. Ты ведь только погладила юношу по лбу и мягко заговорила с ним, но каким-то образом ты сумела его успокоить.
Я протянула кузине свои руки. Мы внимательно посмотрели на них.
– Айя говорила, что мои руки лечат.
– Мне всегда казалось, что у этих иностранцев странные представления обо всем.
– Просто однажды в Бомбее с одним мальчиком произошло нечто подобное, и мне тоже удалось его успокоить. Вот тогда айя и заметила это.
– Тебе надо было стать сестрой милосердия. Несколько минут я размышляла.
– А ты знаешь, кажется… мне бы это понравилось. Эллен рассмеялась.
– Слава Богу, об этом не может быть и речи! Ты выходишь замуж – вот и прекрасно. Мы все так рады за тебя! Ухаживать за больными – вряд ли подходящее занятие для молодой леди. Это одна из самых низких профессий. Все равно, что быть солдатом.
– Не забывай, что ты говоришь с дочерью солдата.
– Разумеется, я не имела в виду людей вроде твоего отца. Я подразумевала простого солдата. Почему они начинают этим заниматься? Да просто потому, что не способны ни на что иное. А часто потому, что не в ладах с законом. Говорят, что и сестры милосердия такие же.
– Все это звучит ужасно, – задумчиво произнесла я. – Разве защищать свою родину не благородное дело? А ухаживать за больными и ранеными?
– Конечно, так и должно быть. Но как часто в жизни все происходит так, как происходит, а не так, как должно было произойти! Но мы теряем время на обсуждение вещей, которые впрямую нас не касаются, а между тем предстоит столько всего сделать и подготовить! Ты наверняка и минутки свободной не имеешь.
Дел у меня действительно было много, но этот разговор всколыхнул массу воспоминаний. Я опять посмотрела на свои руки – красивой формы, очень белые. В длинных узких пальцах таилась спокойная сила, несмотря на их кажущуюся хрупкость. Я улыбнулась. Если во мне и есть хоть какая-то крупица красота, то это, несомненно, именно мои руки.
Итак, время пролетело незаметно.
Наступила ночь перед свадьбой. Мой отец уже прибыл в Хамберстон и сейчас мирно почивал в одной из маленьких спален, дверь которой выходила в коридор. Эллен с семьей занимали еще две спальни. Словом, домик приходского священника заполнили гости. А неподалеку, за церковным двором, в номере гостиницы «Черный кабан» спал Обри.
Я тоже отправилась спать и увидела сон – сон, который оставил меня в недоумении и тревоге. Вновь и вновь я задавала себе вопрос: что могло навеять такое странное сновидение?
Медовый месяц в Венеции
Итак, мы с Обри поженились.
Как только церемония была окончена, я переоделась в зеленое габардиновое платье, специально купленное для поездки, и мы отправились в свадебное путешествие.
Что за чудесное время! Все мои прошлые страхи и сомнения улетучились, все тревоги исчезли. Обри был неподражаем, настоящий светский человек, – он понимал, что я была в этом смысле совершенно невежественна.
Будучи уверенным в моей неопытности, он обращался со мной с такой нежностью, любовью и деликатностью, что, несмотря на то, что произошло потом, я благодарна за это Обри.
Чрезвычайно осторожно и нежно он посвятил меня в волшебное искусство любовной игры. Должна признаться, что я следовала за ним с наслаждением и открывала в своем характере черты, которые не только были мне доселе неизвестны, но даже о самом существовании которых я не догадывалась.
Так вот какова она, любовь! Благодаря Обри, все было чудесно. Я отныне смотрела на него другими глазами. Он принадлежал к числу редких мужчин, понимающих женщин, их чувства и желания. Казалось, он и думать забыл о разочаровании по поводу потерянного наследства. Наша взаимная любовь – это единственное, что его в данный момент интересовало. Весь мир был озарен взаимным чувством и представлялся поистине волшебным. К тому же прелести замужней жизни открывались мне в самом романтическом месте на свете.
Палаццо Тоналетти выходил окнами на канал, и часто мы, сидя на веранде, следили за проплывавшими мимо гондолами. Они были очень красивы в час заката, когда гондольеры пели для своих пассажиров, а гондола медленно скользила по водной глади под многочисленными венецианскими мостами.
Палаццо был великолепен. По обеим сторонам его фасада возвышались башни, а подлинным украшением служила веранда и живописные арки. Особенно меня потрясли мозаичные панно, выложенные на мраморном полу. Вместе с домом наши друзья уступили своих слуг, которые угадывали и выполняли малейшее наше желание. Среди них имелся торжественный и важный мажордом, заправлявший всем в палаццо, – он сообщил, что мы можем называть его Бенедетто, – и многочисленные постоянно хихикавшие горничные, которых очень веселило, что они прислуживают новобрачным. Изумительная комната, стены и пол которой были выполнены из пестрого мрамора восхитительного пурпурного оттенка служила нам спальней. Тут же стояли светильники на алебастровых подставках, а над кроватью свешивался шелковый балдахин цвета лаванды с зеленью.
По утрам горничная приносила нам завтрак, бормоча на итальянском языке:
– Доброе утро, синьор и синьора.
И тут же спешила прочь, как будто была не в силах удержаться от смеха, видя нас вместе в постели.
Днем мы бродили по улицам, омываемым водами многочисленных каналов, пили кофе или вино на площади Святого Марка, стояли на мосту Риальто и наблюдали за гондольерами, проплывавшими по Канале Гранде. Город постоянно изумлял меня своей красотой и особым очарованием. Обри хорошо знал Венецию, и ему доставляло большое удовольствие показывать мне достопримечательности. Я до сих пор иногда вижу все это – стоящего рядом со мной Обри и рассказывающего мне о чудесах Кампаниле, которую жители Венеции начали строить еще в 902 году, а закончили много лет спустя. Меня восхитила и Часовая башня – там на циферблате располагались две бронзовые фигуры, отбивавшие часы. Вокруг было столько чудесного и изумительного, но даже в те безоблачные дни меня не покидала мысль о существующих в городе контрастах. Прекрасные палаццо, построенные из цветного мрамора, алебастра из красного порфира и походившие на шоколадное мороженое или иную изысканную сладость, Дворец дожей во всем своем великолепии соседствовали с мостом Взломов – символом отчаяния и горькой судьбы тех, кто, проходя по нему, знал, что уже никогда больше не увидит Венецию.