- Я не утверждала, что он в Танжере. Об этом мне ничего неизвестно.
Лицо Гамона прояснилось.
- В таком случае он прибудет в Танжер. И я думаю, что не станет медлить, как только ему станет известно, что вы находитесь здесь. Вы любите друг друга? Да, я видел, как он поцеловал вас в лесу!..
Гамон о чем-то задумался.
- Да, я скоро выясню, в Танжере ли он, - и с этими словами он покинул комнату, пройдя через маленькую дверь, скрытую занавесом.
Через несколько минут к Джоан снова пришла мавританка и провела ее в другую комнату. В этой комнате оказалась ванна, вделанная в пол, и девушка знаками пояснила, чтобы Джоан разделась. На низком сиденьи лежало приготовленное для Джоан платье. Джоан попыталась воспротивиться, но девушка выразительно указала на дверь, и Джоан поняла, что в случае сопротивления будет применена сила. Поэтому она повиновалась и. раздевшись, вошла в ванну.
После купания рабыня подала ей мохнатое полотенце и арабскую одежду.
- Мне придется надеть это платье? - осведомилась Джоан на ломаном испанском языке.
- Да, сеньорита, - ответила рабыня, и Джоан принялась за свой туалет.
Костюм, приготовленный для нее, совсем не походил на одеяния мавританских девушек, которые ей проходилось видеть на сцене.
Он был свободен от всяких побрякушек, и Джоан почувствовала себя в нем очень хорошо. Из своего прежнего костюма у Джоан сохранились лишь чулки. Затем девушка отвела Джоан в первую комнату и оставила ее там в одиночестве.
С наступлением темноты к ней вторично явился Гамон.
- Ваш приятель Морлек натворил много дел в Танжере, и его преследуют теперь марокканские власти. Он сам в этом повинен. Морлек достаточно хорошо знаком с местными обычаями, чтобы не считаться с ними. Он проник в гарем одного высокопоставленного лица. Быть может, вас заинтересует сообщение, что он пытался разыскать вас.
- Все, что его касается, интересует меня, - сказала Джоан.
Гамон нахмурился.
- Было бы лучше, Джоан, если бы наконец вы отдали себе отчет в том, в каком положении находитесь. В вашей и в моей жизни вскоре наступят большие перемены.
Он опустился рядом с нею на диван.
- Наконец-то я заживу жизнью, о которой всегда мечтал. В этой стране действительно имеется возможность сладкого покоя и ничегонеделания.
- Неужели вы воображаете, что здесь вы вне пределов правосудия?
- Правосудие! Справедливость! - иронически усмехнулся Гамон. - В этой горной стране существует только один закон - закон сильного, а затем дружба с тем, кто властвует. Вы вот не слышали о том, что здесь обитает некий Райзули, уже два десятка лет живущий по своим законам и слушающийся только самого себя? Дорогая Джоан, ни одно европейское государство не затеет войны из-за того, что на вашу долю выпали здесь кое-какие неприятности. Более того, я оказываю вам большую услугу, предоставляя возможность познать жизнь, которую вы до сих пор не знали.
- Что это значит? - серьезно спросила Джоан.
- Это значит, что вы выйдете за меня замуж. Вам предстоит потерпеть один или два года, но мавританские браки заключаются менее сложным образом, чем европейские. Вам придется изучить арабский язык, и я буду вашим учителем. Мы будем читать стихи Гафиза в подлиннике. И впоследствии вы с сожалением вспомните прежнюю Джоан Карстон, которая и понятия не имела обо всех этих красотах жизни...
- Вы красиво говорите, - перебила его Джоан. - Кто бы мог представить, что человек ваших лет и вашего уродства был бы так падок на поэзию.
Она заложила руки за спину и свысока поглядела на Гамона.
- Право, вы достойный внимания человек, - выразительно произнесла она. - Я не знаю, сколько загубленных жизней на вашей совести, но не сомневаюсь в том, что вы не остановились бы перед убийством. Я убеждена в том, что все ваше богатство зиждется на какой-нибудь грязной истории и куплено ценой ужасного преступления. Прямо не верится, что в наше время еще существуют люди, подобные вам, но, должно быть, это так, раз вы еще живы.
Гамон был вне себя от злости. Никогда ему не приходилось слышать таких откровенных и беспощадных высказываний о себе.
Лицо его исказилось, и он выдавил с усилием:
- Я не убийца, слышите? Я... я... я многое натворил на своем веку... но я не убийца...
- Кто же убил Ферри Фаррингтона? - спокойно спросила Джоан.
Он поднял на нее глаза, и она прочла в этом взгляде и страх, и озабоченность.
- Я не знаю, может быть... это я сделал... Я не хотел его убивать... Я хотел... убить Морлека... Я поехал к нему на автомобиле и прошел три мили пешком...
И он прикрыл глаза рукою, словно силясь отогнать от себя тягостное воспоминание.
- Проклятье!.. - вскричал он, овладев собой. - Как смеете вы говорить мне подобные вещи! Я вам заткну рот, я вас лишу возможности говорить обо мне! - и с этими словами он поспешил к выходу.
Больше в этот вечер она его не видела. К ночи Джоан задремала.
Вдруг скрипнула дверь, и на пороге показалась мавританская девушка. В руках у нее было длинное синее пальто. Не произнеся ни слова, она подошла к Джоан и набросила ей пальто на плечи. Итак, должна была начаться вторая часть ее путешествия.
Куда же она приведет Джоан? Девушка надеялась, что где-либо встретится с Джемсом, и что он придет к ней на помощь.
Глава 20. СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ
Гамон не солгал, когда объявил Джоан, что Джемс впутался в неприятную историю с должностными лицами. Но Джемс не боялся этих затруднений.
Танжерский паша, верховный повелитель правоверных, мирно сидел на кофе, когда слуга доложил ему о появлении Джемса.
Паша провел рукой по окладистой бороде и нахмурился.
- Скажи ему, что я не могу его принять. Шериф Сади Гафиз подал на него жалобу, и эта жалоба будет завтра разбираться в консульском суде.
Слуга удалился, но скоро вернулся и сообщил:
- О господин, меня посылает Мирлака - он ответил на твои слова всего лишь одним словом.
- Ты глупец и ослушник, - сердито вскричал паша, - я ведь сказал тебе, что не хочу его видеть. Что за слово он сказал тебе?
- Он сказал одно слово, он сказал: "сахар".
Это невинное словечко произвело на пашу сильное впечатление. Он смущенно почесал голову.
- Впусти его ко мне, - сказал он после минутного раздумья.
- Да будет мир над твоим домом, Теффик-паша! - приветствовал пашу Джемс.
- И да будет мир над твоим домом, - ответил паша и движением руки приказал слуге удалиться.
- Ваша светлость, - продолжал он, - должен вам сказать, что в Танжере царит большое недовольство. Шериф Сади Гафиз подал на вас жалобу. Он обвиняет вас в том, что, - и голос паши многозначительно понизился до шепота, - что вы вторглись в его гарем.
- Разве я пришел сюда для того, чтобы болтать о гаремах, Теффик? Я явился сюда для того, чтобы потолковать о сахаре. Я пришел поболтать о сахаре, о больших ящиках с сахаром, в которых оказалось оружие для претендента на престол.
- Велик Аллах! - прошептал Теффик. - Что я мог сделать? Раз Сади Гафиз подает жалобу, должен же я ее принять и выслушать его... Иначе пострадает мое положение... А что касается сахара...
- А разве вы хотели говорить о сахаре? - добродушно перебил его Джемс и опустился на шелковые подушки. - Мы лучше побеседуем о молодой девушке, которую похитили в этом городе при содействии Сади.
- Если бы вы могли это доказать...
- Разве я могу что-нибудь доказать в Танжере? - гневно спросил Джемс. Здесь можно купить тысячу свидетелей за десяток песет. Ты ведь знаешь Сади он ведь был твоим врагом...
- Но он был и моим другом... - перебил его паша.
- Но теперь он снова твой враг. Лишь неделю тому назад он послал султану донос о том, что ты вошел в сношения с испанцами и продал им концессию на железную дорогу...
- Подохни этот пес! - вскричал паша. - Я ведь лишь устроил празднество в честь высокопоставленного испанского гостя...
И снова Джемс движением руки попросил его замолчать.