— Господин Фостер, — вежливо перебил его Репнин, — находясь на нашей земле незваными, американцы делали возможным любое насилие со стороны белых. Теперь наш народ знает это… Вы, кажется, хотите еще что-то сказать?
— Да, — покосился на японца Фостер. — Я бы не желал оставаться вместе с капитаном Тадзима. Прошу дать мне отдельную лодку.
— К сожалению, у нас и так не хватает шлюпок, — ответил Обухов, — обойдетесь.
Репнин отвернулся, скрывая улыбку.
Матросы с веселыми шутками мигом подали шлюпку на воду, загрузили водой и харчами. Помогли иностранцам вынести чемоданы.
Японец придирчиво осматривал маленький компасик. Покачав головой, он попросил у Обухова разрешения сверить его с главным компасом на верхнем мостике. Потом обернулся к Фостеру.
— Не бойтесь, господин майор, — уязвленный проповедником, Тадзима жестко подчеркнул слово «майор», — я вас благополучно доставлю на Сахалин. Это недалеко. Ваша меховая фирма не осиротеет. По счастливой случайности, я хорошо знаю морское дело. Попрошу вас, господин комиссар, дать нам парус, так будет надежнее… Вы когда-нибудь занимались гребным спортом, майор?
По штормтрапу они сошли в шлюпку. Японец приладил поудобнее компас и оттолкнулся руками от борта парохода.
— Попутного ветра, — насмешливо кричали партизаны, — прощевайте!
— Если поймаем еще — пощады не будет, — прибавил вдогонку Телятьев.
Ответа не последовало. Шлюпка скрылась в тумане.
— Разделались… Баба с воза — кобыле легче, — мрачно заключил Обухов.
Наступил вечер, и Валентин Петрович, как обычно, думал о жене и переживал приступ ревности. Поистине он был жертвой своего воображения.
Впрочем, не надо судить очень строго все мысли близких людей в разлуке. А в семьях моряков вся жизнь проходит в разлуках и встречах. Нужно хорошо узнать друг друга, чтобы научиться верить и ждать. А Обухов еще не имел возможности на себе проверить: если молодая жена не дождется своего моряка — нечего о ней и жалеть, это не подруга жизни. А если любит — будет ждать, за сколько бы тысяч миль он ни плавал. И моряк на любых широтах останется верен ей — его единственной в мире…
Степан Федорович пошел к командиру. Барышников с компрессом на вспухшей ноге лежал в капитанской спальне и ругал неудобные морские лестницы. Он вывихнул ногу, поскользнувшись на трапе. Об участии в ночной вылазке не могло быть и речи.
План береговой операции Репнина против карателей командир утвердил. Терять удобный момент нельзя.
Ночь смешалась с туманом. На «Синем тюлене» вахтенные матросы отбивали рынду.
Около трех часов утра партизаны высаживались на берегу лагуны. В серой мгле слышались приглушенные голоса и легкий стук складываемых по бортам весел.
— Не шуметь! — передали по цепочке приказ Репнина, командира десанта.
Берегом шли молча, под ногами с легким шелестом осыпалась галька… Вот и избушка, построенная когда-то руками Намунки…
— Руки верх! Сдавайся!
Партизаны ворвались в темную избу, осветив горницу керосиновым фонарем. Кочегары, машинисты, второй механик вскочили с постелей и, полусонные, недоуменно подняли руки.
Но тут обе стороны узнали друг друга.
— Своих, черти, пугаете, — ворчал кочегар Варламов. — Вам солдат надо? Будь оружие, мы бы с ними сами расправились. Давайте винтовки и берите нас с собой. Все согласны? — Он оглянулся на товарищей.
— Согласны, — дружно подтвердили моряки.
— А где солдаты? — спросил Степан Федорович.
— К дому лесничего переселились, вместе с начальством, вверх по реке… шесть палаток поставили.
Второй механик Герасимов, большой мастер рисовать, вытащил из-под подушки альбом и быстро изобразил морской берег, реку, дом и палатки. Выходило, что они стояли одна за другой ниже домика по течению реки. Расстояние между палатками — полсотни шагов.
— Молодец, — похвалил Степан Федорович, — рука у тебя точная.
Моряки в избушке не знали, что леснику Репнину превосходно известны здешние места. И дом, и залив, и река.
Моряки заулыбались. Напряжение сразу спало. Однако партизанскому комиссару пришлось задуматься. Положение осложнилось. Солдаты рядом с начальством… Степан Федорович не хотел затевать большое сражение — зачем лишние жертвы? Он рассчитывал захватить врасплох верхушку, отрубить голову зверю, а солдаты потом сами сложат оружие.
Как бы незаметно пройти мимо палаток? Они охраняются. Обходить кругом, тайгой — в тумане легко заблудиться. Идти близко — услышит часовой…
— Где второй помощник Стремницкий? — спросил тем временем Федя.
— Ушел к Сыротестову, он с ними, — ответил кто-то, — в третьей палатке ночует. У солдат. Молчал-молчал тут, думал, думал и придумал…
Феде сделалось грустно. Вячеслава Стремницкого он считал хорошим моряком и хорошим человеком. Но отец его был генералом. Это обстоятельство всегда оставляло свой след. И теперь помешало выбрать правильный жизненный путь…
Репнин решил идти левым берегом реки. Он помнил, что за лесным домиком есть удобная переправа. Если обойти штаб и напасть с севера, никто из главарей не уйдет. Степан Федорович разбил отряд на две одинаковые части. Вперед выслали трех разведчиков с Великановым за старшего. Феде пришлось долго упрашивать Репнина, прежде чем тот решился на это назначение.
Настойчивость Великанова даже несколько рассердила комиссара. Он вообще считал, что Федино место сейчас на «Синем тюлене». Обухов, исполняющий должность капитана, был единственным судоводителем, и хотя в нем жила ненасытная потребность к работе, справиться с многочисленными корабельными делами он не мог. Но Федя настоял. Предательство Гроссе, расстрел старика ороча и Петра Безбородова очень подействовали на него В юноше поднялось неодолимое чувство гнева. Когда Репнин зашел на шлюпках в их морскую крепость, Великанов был уже обут и одет. Моряки принесли ему штаны, китель и ботинки Безбородова. У одного из партизан, молодого парня, Федя обменял свою гордость — морскую фуражку с якорями — на суконный красноармейский шлем с алой пятиконечной звездочкой.
— Мало тебе, — ворчал Степан Федорович на юношу, — вчера в море бросили — сегодня еще хочешь горячего хлебнуть. Заартачился, будто вожжа под хвост попала…
Моряков из избушки он не взял в отряд, надеялся справиться своими силами. Многочисленность не всегда ведет к победе. Да и оружия не хватало.
— Пока обойдемся, — сказал Репнин морякам. — Ежели солдаты сюда побегут — не теряйтесь, подсыпьте им пороху, вот вам три винтовки.
Партизаны вернулись к своим шлюпкам, сделали полукруг по лагуне и снова пристали к берегу, теперь с другой стороны реки.
Степан Федорович не без основания полагал, что так безопаснее. Солдатам дорога к морю только по праворечью, и захватить шлюпки они не смогут. Все же для охраны партизанской флотилии были оставлены двое бойцов. В одной из шлюпок развернул походный лазарет фельдфебель Иванченко. Помогать ему вызвалась Таня.
Разведчики — Великанов, Сергей Ломов и молодой партизан Колотуша — в это время уже углубились в лес. Федя шел, то и дело притрагиваясь к кителю машиниста Безбородова, будто набираясь от него сил и уверенности.
Две версты по такой чащобе, да в тумане… Дорогу переползали корневища деревьев. Ветви больно хлестали по лицу. И топором не воспользуешься: нельзя шуметь. Через минуту разведчики промокли, как говорится, до костей. Кустарник и кроны деревьев настолько пропитались влагой, что, чуть притронешься, они обдавали проливным дождем. В лесу стоял гнилостный запах лишайника и прелых листьев.
Раз и второй с тревожным карканьем взлетело воронье. «Раскричались!.. — ругнулся Великанов. — Хорошо, что солдаты не разбираются в птичьих сигналах. Вот случись у них лесной человек ороч… Впрочем, среди солдат — сибиряки-охотники; услышав карканье, они тоже могут поднять тревогу». Но пока на правом берегу было тихо.
Где же лесной домик? Противоположный берег едва виден, а дом стоял еще поодаль от реки. На помощь пришел матрос Ломов.