Я всегда думал, что детство и зрелость не должны враждовать друг с другом. Я чувствовал это еще в детстве, когда учился быть взрослым. Большинство из нас просто предало детство. Ты об этом знаешь? И тогда мы забываем. Нас соблазняет чистая сила зрелости. Мое детство прошло в послевоенной Японии. Мне было десять лет, когда я впервые осознал битву между невинностью простого бытия и ответственностью владения собой. А случилось это так.
Я занимался дзюдо. Каждый день после обеда я перекидывал через плечо свернутую в рулон и перевязанную коричневым поясом дзюдо-ги** {** По-русски эту одежду принято называть кимоно.} ишел в додзё***.{***Додзе (яп.)—зал для занятий боевыми искусствами.}
Я проходил мимо маленьких тускло освещенных домишек, которые толпились вдоль узких извилистых улиц Иокогамы, словно селяне, опершиеся локтями о забор и торопливо обменивающиеся последними сплетнями, пока темнота не разделила их стеной молчания. Тонкие серые дымки от дровяных жаровен хибачи поднимались в неподвижный воздух, как духи змей. Зависнув над городом, они вдыхали тьму, а затем поднимались выше, тихо крадучись над крытыми деревом крышами. Вскоре на улицы выходил продавец собы*.{* Соба (яп.)—гречневая лапша.}
"Сооооо-бааааа!" —кричал он, и его голос проходил сквозь дома, собирая мысли жильцов. Я сворачивал с улицы в один из бесчисленных тесных проулочков, которые разделяли дома. Всего несколько шагов—и я оказывался в крохотном дворике мастера дзюдо, где чудом помещался сад и дом.
Сэнсэй был одним из четырех людей в мире, которые на тот момент обладали черным поясом 10-го дана—наивысший ранг в дзюдо. Я чувствовал—хотя и не был уверен до определенного момента,—что этот человек исполнен покоя.
Говорил он мало, но, если уж говорил, безмятежности в его словах было намного больше, чем мыслей.
Мой же покой в то время стремительно таял. Я учился быть взрослым. Как американец, я был крупнее своих японских ровесников. Вместо техники я использовал против своих противников грубую силу. Однажды вечером сэнсэй объявил,что я—самый сильный в группе. И тем же вечером он задал мне рандори (учебный поединок) против мальчишки, который мне практически в пуп дышал. Окрыленный недавними похвалами мастера, я был уверен в исходе схватки. До сих пор помню, как мне представлялась моя победа.
Я собирался провести сложный и довольно экзотический прием, в результате которого этот недомерок вылетит через бумажное окно прямо во двор. Однако, к счастью для меня, все получилось далеко не так, как я задумал.
История неприятная, поэтому буду краток. Проворный соперник упорно отказывался от моих настойчивых предложений покинуть зал через окно,—более того, он делал встречные предложения, от которых я не мог отказаться. Тем вечером я несколько раз подряд созерцал потолок додзё.
Хотя я изначально и не был готов к такому повороту, однако каким-то образом мне удалось принять ситуацию.
Произошла поведенческая коррекция, которую люди называют перевоспитанием. Моя спина и татами—до того момента практически не знакомые друг с другом—быстрo становились добрыми друзьями. Хотя поединок, по-видимому, длился всего минут десять, мне показалось, что прошло десять часов. Когда мы с Дьяволом Цунами (так я прозвал про себя этого малыша) обменивались поклонами в ознаменование окончания поединка, все присутствующие в додзе вежливо прятали улыбки... В довершение ко всему кто-то из учеников сказал мне, что моему противнику всего шесть лет,—эти слова были как соль на свежие раны. Ни до, ни после занятия я больше не видел этого мальчишку в додзё.
Полагаю, он слишком превосходил всех нас в технике, чтобы заниматься с нами в одной группе. И вообще, я уверен, что основное его занятие состояло в том, чтобы ездить из додзё в додзе и усмирять раздувшиеся эго, наряженные в дзюдо-ги.
Уже на следующий вечер—когда я угрюмо размышлял над тем, как же это получилось, что я вот так вдруг все потерял, - сэнсэй обучил нас системе вода в животе (Belly Water System). Это техника, предполагающая верховенство сознания над материей и направленная на укрепление силы тела через успокоение ума. При выполнении этого упражнения весь гнев и чувство унижения, переполнявшие меня с предыдущего вечера, утекли без следа, словно вода из треснувшего кувшина. Я был пуст. И образовавшуюся пустоту заполнило присутствие, которое лишь созерцало со стороны все, что я делал. Мне удалось воссоединиться со своим Истинным Я—и его присутствие переполнило меня чувством защищенности и завершенности. Я ощутил нерушимую безмятежность, никогда не возникающую из каких-либо других источников.