Не в силах переварить услышанное, я покачала головой.
– Я знаю, как это сделать. Именно поэтому мне лучше уехать. И жениться на одной из Ваших дам. Ради спокойствия в королевстве, ради Вашей чести и моей совести.
Ещё минут пять назад мне так много хотелось рассказать ему про герцогиню Эмберс, про Хильду и даже про «свою» мать – про все те вещи, которые я выяснила за последние дни. Но после произнесённых слов это уже не имело смысла. Что толку, что я любила его, а он любил меня? Даже если бы мы сбежим, с настолько примечательной внешностью границу Аелории нам не пересечь.
– Мне жаль. – Я опустила голову. Мне действительно было жаль. – Вы правы, здесь у нас нет будущего, но… Но Вы бы могли пойти со мной. Мой мир лучше этого, и если Абигейл найдёт средство…
– И чем бы я занимался в Вашем мире?
– Да чем угодно!
Сэр Филипп отвернулся, словно не принял меня всерьёз. Словно я только что сказала какую-то ерунду.
– Не бойтесь, пока в городе волнения, я не уеду. Я не брошу Вас.
– А потом?
– А потом…
Он не закончил. Я разозлилась. Грудь пронзила такая боль, что стало трудно дышать.
– Надеюсь леди Маквил сделает Вас счастливым. Я похлопочу, чтобы ваша свадьба состоялась как можно скорее. Леонард замучил Сесилию своими ухаживаниями, но её сердце всецело принадлежит только Вам.
Не дождавшись ответа, я подхватила юбки и вернулась знакомой дорогой в свои покои. В комнате не было ни служанок, ни фрейлин, и, упав на кровать, я закрылась с головой одеялом.
***
Спальню я не покидала два дня. Если и одевалась, то в халат, волосы не убирала, принимала пищу в кровати и позволяла заходить в комнату только Розе и Колину. В долгие размышления больше не пускалась. Сесилии об её новом браке нацарапала короткую записку и несколько раз порывалась написать письмо Филиппу, но рвала его, не заполнив лист даже наполовину. Леонард, как и обещал, уехал ночью. Все непосвященные думали, что он охотится в местном лесу и возвращается ближе к вечеру, а на восходе солнца уезжает вновь. Я эту байку не портила и позволяла себе тоже не являться к ужину. Тиран, надо сказать, из меня выходил так себе.
На третий день во дворец вернулась оправившаяся после болезни герцогиня Эмберс, и я, скрепя сердце, решила одеться и встретиться с ней. Луиза пришла ко мне сама, разряженная в бордовое платье и такого же цвета накидку. Лицо у неё за дни болезни осунулось, кожа на подбородке обвисла ещё больше, чем раньше, а многочисленные перстни стали великоваты.
Вернув цепочку, я сердечно поблагодарила её за заботу о Розе, Берте и Фейт, на что герцогиня только многозначительно улыбнулась. На большее меня не хватило. Сплетничать и кого-то обсуждать я сегодня не хотела от слова совсем и мечтала снова упасть на кровать и никого не видеть.
– Знаете, Ваше Величество, – вдруг произнесла герцогиня, и мне пришлось повернуть голову. Вставать ей стало заметно труднее, и даже трость, на которую она всегда опиралась, заменили на менее тяжёлую и более тонкую. – Мой Джон в молодости очень любил лошадей и однажды привёз с континента породистого арабского скакуна. Видели бы Вы, что это был за конь. Шея, круп, грива, глаза… Он стоил целое состояние, больше, чем Хэмптонский Ахиллес. Джон назвал его Буцефалом. В честь любимого коня Александра Македонского. Наш Буцефал выходил из рода боевых коней, тех. что уносят раненых и убитых хозяев с поля боя и топчут противника, пока всадник атакует у них на спине. Джон хотел вывести с помощью него собственную породу, нашёл подходящую кобылицу, такую же сильную и красивую, но сколько бы жеребец не покрывал её, наша Матильда не тяжелела. Джон почти отчаялся…
– И пустил Матильду на жаркое, как я понимаю, – не смогла не съязвить я. Герцогиня Эмберс на такое замечание даже бровью не повела.
– Нет, однажды ночью я запустила к ней другого жеребца, не такого родовитого, как Буцефал, но проверенного другими кобылами, и в положенный срок Матильда ожеребилась прекрасным жеребёнком. Джон так и не узнал об этом, а новый Буцефал стал великим боевым конём, хотя в нём и не было ни капли арабской крови.
– Что Вы хотите сказать всем этим?
– Лишь то, что, если участь женщины зависит от рождения ребёнка, а она никак не может понести от мужа, то она всегда может попросить помощи у другого мужчины, похожего на её супруга.
Нервы у меня в последнее время сдавали, и я вспыхнула, как стог сена в период августовского зноя. От одной искры. И, вскочив с софы, была готова пинками выпроводить герцогиню. Была готова кричать ей: «Выметайтесь» до самого коридора, но тут двери в мою гостиную распахнулись, и туда на полной скорости влетел Джеймс Маккензи. В грязных сапогах, пыльной одежде и с запачканным лицом. Вслед за ним бежала раздосадованная Берта. Полчаса назад я строго-настрого наказала ей, кроме Луизы Эмберс, никого ко мне не впускать.
– Ваше Величество, – Маккензи так спешил сообщить мне какую-то новость, что забыл поклониться, – король Леонард при смерти…
Глава 24
– Святая Дева Мария! – Герцогиня Эмберс, перекрестившись, рухнула на диван и попыток подняться уже не делала. – Вам, Ваше Величество, следует срочно покинуть столицу. Укройтесь у своих родителей.
Джеймс Маккензи хмыкнул.
– Король, отправляя меня в Элиадор, взял слово, что я привезу королеву к нему. Он хочет увидеть её перед…
Слово «смертью» вассалу Джона Эмберса не далось, и он сконфуженно опустил глаза. Герцогиня покачала головой.
– Её Величество может не успеть. У короля нет наследников. Трон передать некому. Борьба за власть между самыми именитыми домами Аелории начнётся раньше, чем успеют похоронить его тело. Разразится война, и граф Болвел…
– Замолчите! – Меньше всего мне сейчас хотелось слушать про мужа Изабеллы. – Я пока всё ещё ваша королева!
– Одиозная* королева! – Герцогиня Эмберс поджала губы. Мне захотелось влепить ей пощёчину. Слишком уж сильно в последнее время меня стала раздражать эта её особенность говорить правду вот так запросто. Неужели в этой жизни она вообще ничего не боится?
– Я поеду к королю, – на мгновение задумавшись, произнесла я. – В последние минуты его жизни я обязана быть рядом. И горе, и в радости, помните?
На самом деле я понимала, о чём говорила Луиза, и хорошо помнила главу «Смутное время» из учебника по истории за седьмой класс. Сын Ивана Грозного, Фёдор, умер не оставив наследника, и к престолу двинулись Шуйские, Годуновы и Романовы. Сейчас в Аелории начнётся что-то похожее. На трон будут претендовать все, в ком течёт хоть капля королевской крови. Может, и Эмберсы не побрезгуют встать в очередь, чтобы оттяпать кусок посытнее. И сколько будет таких, как они? Сколько семей состоит хотя бы в дальнем родстве с Леонардом? Десять? Двадцать? Или больше? Пытаясь сосредоточиться, я потёрла лоб. Это не важно. Все они не имеют значения, потому что у короля Эдуарда, кроме Джорджа и Леонарда, есть ещё один сын. Пусть и незаконнорожденный, но сын. Мой милый, мой дорогой Филипп…
– Что случилось с Его Величеством? – Я до чёртиков боялась услышать про заговор, бунтовщиков и покушение, но отчаянно хотела знать правду, чтобы не совершить новую ошибку. – Ещё два дня назад король был здоров.
– Ему стало дурно вчера. Сначала он жаловался на усталость, потом на сильные боли в животе и затылке. К вечеру у него пошла кровь ртом и начался жар.
Герцогиня, снова перекрестившись, принялась молиться. Я задумалась: на обычную простуду симптомы не походили. Был ли там лекарь? И что он в таком случае сказал?
– Говорят, это потливая горячка, – ответил Джеймс Маккензи, когда я озвучила свой вопрос вслух. – К нему почти никого не пускают.