— Петька, что он сбросил?
— Эстафету, Тимка, он сбросил. Приказ какой-нибудь часовым.
Ребята лежали на спинах, глядели в далёкое небо и шёпотом разговаривали о фронте, о танках Т-34 и о «катюшах». Тимка вдруг сел:
— Слышите!
Привстали. Прислушались. Приближался поезд, потому что мелко подрагивал туннель.
Петька с Тимкой быстро подтащили узел к самому краю. Глядя вниз на мирно беседующих часовых, приготовились к прыжку. Наконец паровоз, окутанный черным дымом, вылетел из туннеля. Петька заметил, что угля в тендере осталось совсем немного. Замелькали крыши вагонов.
— Приготовиться! — крикнул Петька.
Первый. Второй. Третий…
Показался вагон без крыши. Но хорошо, что Петька разглядел и не скомандовал. По самые края вагон был заложен зелёными ящиками. Следующий тоже был переполнен. Поезд набирал скорость, потому что вагоны замелькали быстрей.
— Давай! — крикнул Петька и спихнул узел.
Оттолкнувшись от сыпучей кромки туннеля, ребята полетели вниз. Приземлились. И не устояв, повалились на брезент.
— Шурки нет! — Закричал не своим голосом Тимка. Петька оглянулся, Шурки Подметкина рядом не было!
Слезы потекли по щекам Тани. Заморщился Тимка. Кусал пальцы, чтобы не заплакать, Петька Жмыхин. Стучали колеса. Паровоз, вытягивая последние вагоны из темноты туннеля, надрывно свистел, как будто оплакивал Шурку…
Петька вдруг подскочил и схватился руками за край задней стенки вагона. Подтянулся вверх, посмотрел в сторону туннеля.
— Живой он!
Таня иТимкаивал к краю, но пересилить себя уже не смог.
Все произошло в момент. Наверное, он наклонился слишком низко, и у него соскользнули ноги. С криком он полетел вниз. Струя ветра, залетающая в туннель, прокрутила его в воздухе и шмякнула обо что-то мягкое. Раздался собачий визг, испуганные голоса людей. Шурка открыл глаза. Рядом, не мигая, смотрела на него огромная овчарка. У противоположной стенки стояли трое солдат, направив на Шурку автоматы.
— Дядя, я боюсь собаки.
— Откуда ты? Чей?
— Дядя, я сверху спрыгнул, я ничейный. Я бродячий!
— Кто с тобой был?
— Никто. Я в одиночку бродячий!
Петька видел, как Шурка, поскользнувшись, свалился в вагон к охране. Сначала ребята думали, что он упал мимо и разбился. Но когда поезд отошёл от туннеля, на пустых рельсах только метался часовой.
— Теперь нас в Пихтовой, наверняка, арестуют.
— Почему, Петька?
— Часовой сообщит по рации, он же видел, как Шурка прыгал.
— Нас-то он не видел.
— Bсе равно, Тимка, вагоны теперь проверят все.
Таня в разговор не вступала. Она сидела на корточках, смотрела вверх, на бесконечно плывущие горные хребты. Петька отполз в угол вагона и через брезент стал ощупывать ящики. Между досок в ящиках чувствовались небольшие щели. Петька откинул край брезента и запустил руку в ящик. Пальцы нащупали маслянистые стволы винтовок.
Стучали колеса. Проскакивая полустанки, паровоз выбрасывал чёрные волны дыма, оглушительно гудел. Тревожно отзывались ему угрюмые байкальские горы.
— Петька, — спросила Таня, — а если ещё японцы на нас нападут. Армия наша справится?
— Справится. Трудно, конечно, придётся, но справится.
Тимка прищурил глаза, как будто видел перед собой хищника, и сказал:
— Винтовки возьмём, из-за каждого дерева стрелять будем.
Прижавшись друг к другу, ребята задумались. Прошедшая зима была для них безрадостной. На Байкал в Большие Коты в один день пришли три похоронки. Под Курском погиб Танин брат Василий. И осталась она круглой сиротой. Вторая похоронка пришла Булаховым. Тимкин отец пал смертью храбрых под Сталинградом. Один на белом свете теперь и Петька Жмыхин. В похоронке было написано красными чернилами: «Выполняя особое задание командования в тылу врага, майор Жмыхин отдал свою жизнь во имя Родины». А потом сообщили, что погибла мама, доставляя боеприпасы в осаждённый Ленинград. Петька тогда плакал четыре дня и едва пришёл в себя, как случилось ещё одно несчастье. Утром, в субботу, не проснулась бабушка. Петька с Таней побежали к Булаховым. Тимкина мама сходила, посмотрела и, вернувшись, попросила не ходить пока домой, потому что бабушка Вера Ивановна умерла.
Петьку и Таню Булаховы взяли к себе. Жили впроголодь, но дружно. Помогали соседи. Делились последним. Весной, когда стало известно, что ребят за участие в поимке шпиона направят в пионерский лагерь, женщины в посёлке обрадовались:
— Слава богу, — говорили они, — хоть не будете голодать.
В вагоне стало темно и душно, поезд проходил туннель. Быстро договорились: если в Пихтовой арестует милиция, Шурку не признавать и при первой же возможности постараться бежать. Пробираться всем к перевалу у Пихтовой и там ждать друг друга «хоть сто лет».
Поезд заметно сбавлял скорость. Тимка, уцепившись за борт, подтянулся:
— Кажись, Пихтовая.
Заскрипели тормоза. Мальчишки вышвырнули из вагона узел. Подняли Таню:
— Прыгай!
Вскочили сами на борт и, вскрикнув, упали обратно в вагон. Там, на песчаной насыпи, стояли военные, человек шесть и женщина с красной повязкой на рукаве. Слышно было, что кто-то лезет в вагон. Замерли. Сверху на ребят насмешливо смотрел пожилой милиционер:
— Станция Березай, ребятки, там залез, а тут слезай!
Таню, Тимку и Петьку милиционер повёл в обход длинного поезда к маленькому зданию вокзала.
— Дядя, вы нас в посёлок поведёте?
— В посёлок не поведу. Далеко, разбежитесь, пожалуй. Выясним все здесь и согласно инструкции в детский приёмник отправим.
В комнате на вокзале ребята переглянулись. В углу на скамейке сидел Шурка Подметкин и молча плакал. Увидев друзей, вытер слезы, просиял. Но заметил Петькин кулак и сделал безразличное лицо. Отвернулся.
— Этих знаешь?
— Дяденька, я их первый раз вижу. Я бродячий и ничейный.
— Понятно, тебя, значит, в Иркутский приёмник отправлять надо.
Шурка снова разрыдался.
— А как вы, ребятки, в вагоне очутились?
Петька, Таня и Тимка понесли такую околесицу, что Шурка перестал плакать и слушал, разинув рот. Милиционер тоже слушал внимательно. Потом сказал:
— Каждую неделю мне беглецы попадаются, сочиняют все подряд, но такую, простите, жуть слышу впервые. Моё дежурство до самого вечера, с удовольствием выслушаю до конца. А сейчас некогда.
Он вынул из ящика синий лист бумаги со штампом «железнодорожная милиция» и мелким почерком стал писать.
Он заполнил пол-листа, когда в коридоре раздался топот. Распахнув дверь, женщина с красной повязкой на рукаве крикнула:
— Сержант, быстрей, рычаг у семафора заклинило. Милиционер, позабыв обо всём, побежал вслед за женщиной. Переглянувшись, ребята схватили свой узел, кинулись в коридор. Через запасную дверь вылетели на улицу и, не оглядываясь на вокзал, бросились в лес.
ГЛАВА 7
Перевалив скалистую гору, беглецы спустились в распадок, заросший тёмными елями. Почувствовав себя в безопасности, упали на землю и, раскинув в сторону руки и ноги, смотрели в синее небо.
— Шмутки надо разложить, а то узлом тащить не сподручно, как вы думаете? — угодливо спросил Шурка.
Ему не ответили. Тогда он ни с того ни с сего весёлым голосом сообщил:
— А я в вагоне овчарку гладил и нисколечко не боялся.
Ему опять ничего не сказали.
— Почему молчите?
— Потому что ты в вагон испугался прыгнуть.
— Я сначала сдрейфил, а потом-то сиганул, как рыба.
— Не ври, мы все видели.
— Чего вы злитесь, все же обошлось.
— Ну да, обошлось. Он приметы записал и нас поймать запросто смогут.
— Ха, поймать, — Шурка вскочил на ноги и ловким движением выдернул из-за пазухи синий листок. Во, видели. — Подражая голосу милиционера, Шурка стал читать:
«На перегоне Тунка — Пихтовая охраной задержаны беспризорные дети. Девочка лет 12-13. Волосы светлые, глаза синие большие… Мальчики…».
Шли такие точные описания, что ребята удивились. Графа «осмотр вещей» была пустая.