Винни радостно улыбнулась.
— Да нет проблем! После завтрака? — она взглянула на их халаты. — Скажем, часов в десять. — Она подняла несколько растерзанных цветков. — Как вы думаете, если я поставлю их в воду, они пустят корни?
— Ты правильно сделал, когда остановил меня, — похвалила его Мередит. — Я собиралась рассказать, что это случилось часа в четыре утра, в начале пятого. В это время я услышала шум. Кто-то скребся и чем-то лязгал. Теперь-то я понимаю, что это было. Без двадцати пять я подходила к окну, но там уже никого не было. Занимался рассвет. Поздновато для пьяного, который возвращается из «Королевской головы», да и для мальчишек тоже, а для остальных — слишком рано. Мальчишки не стали бы так кромсать цветы, они бы их просто повыдергивали. Кто-то запланировал это, и выбрал такое время, это не было сделано под влиянием момента!
— Я знаю, но не надо, чтобы Винни слишком много думала об этом. Поступок, конечно, отвратительный, но ты ошибаешься, когда говоришь, что слишком рано для остальных. Не забывай, здесь живут сельские жители. Они встают рано, с рассветом. Это мог быть кто-нибудь, кто шел на работу, какой-нибудь работник с фермы, например. Или даже бродяга, который спал где-нибудь в сарае, а потом отправился по своим делам. В деревнях народ обидчивый и мстительный. Если это бродяга или нищий, может быть, она как-то отказала ему в милостыне, да и забыла об этом, а он взял, да и отомстил.
— Ну, по крайней мере, до конца недели мы пробудем здесь, рядом с ней, — сказала Мередит.
Он подошел к окну и посмотрел вдаль на пустынную дорогу.
— Да, она немного не в себе, особенно сейчас, когда потеряла постоянных соседей. Надеюсь, что Поль найдет, кому сдать коттедж на более долгий срок.
К десяти часам солнце уже ярко сияло, и неприятности раннего утра успели сгладиться в памяти. Даже Винни как-то примирилась с этим.
— В конце концов, лето кончается. Я все равно собиралась перекапывать эту клумбу. — Она повела их за собой. — Джанин Катто живет на Конюшенной улице. Скорее всего, сейчас она дома, не думаю, что после смерти Оливии ей удастся найти себе постоянную работу. Для молодой матери здесь не так много возможностей — подрабатывать час или два в день, делать кому-нибудь уборку в доме, но такой работы, как в Грачином гнезде, ей уже не найти. Я и сама подумываю, не нанять ли ее на два дня в неделю.
Послышался стук копыт, и из-за угла верхом на пони показалась девочка. И всадница, и лошадь выглядели просто великолепно: шерсть пони блестела, как начищенная бронза, а грива и хвост были густы, как патока. Девочке было лет двенадцать-тринадцать: уже не ребенок, но еще не девушка. В бархатной шапочке, надежно закрепленной ремешком под подбородком, в застегнутом на все пуговицы зеленом жакете и обтягивающих бриджах, она казалась маленькой амазонкой.
— Привет, Джули! — крикнула ей Винни.
Девочка в ответ помахала рукой:
— Здравствуйте, миссис Картер.
— Это дочка Макса, — объяснила Винни, когда всадница их миновала. — Прелестный ребенок и еще не испорченный, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Это та самая девочка, которой Оливия оставила две тысячи фунтов? — вспомнила Мередит.
— Да, она самая, причем ее отец совсем не из бедных. В деревне нашлись люди, которые, узнав о завещании, так и сказали: «Деньги к деньгам липнут».
Винни помолчала, обдумывая собственные слова, потом продолжила:
— Смешно, конечно, но, знаете, так оно и есть. Взять хотя бы Джанин Катто, она одна растит двух мальчишек. Ей бы эти две тысячи ох как пригодились! Но Оливия оставила ей всего лишь пару сотен, хотя Джанин работала у нее не один год, выполняла множество разнообразных поручений, которые еще и не входили в ее обязанности, и вот вам, пожалуйста. Оливия решила так распорядиться своими деньгами!
Они подошли к пабу, длинному приземистому старому зданию на углу. Над входом красовалась вывеска, на которой, с одной стороны, был изображен несчастный король Карл I Стюарт, стоявший на коленях перед плахой, и палач в маске, державший обеими руками топор. На обратной стороне вывески был нарисован тот же палач, высоко поднимавший отрубленную голову короля.
— Очень мило! — пробормотал Алан.
Конюшенная улица тянулась вдоль одной стены бара.
Судя по названию, дом, в котором сейчас находился деревенский паб, когда-то сам был конюшней, а, может, здесь была станция, где меняли перекладных лошадей. Улица была узка и пустынна, по обеим сторонам поднимались застроенные коттеджами полуобвалившиеся террасы. С одной стороны виднелась вывеска универсального магазина.