Грейнджер сделала глубокий вдох и продолжила:
— Хочешь быть похожим на него?! А ты скажи мне, что он имеет. Его все ненавидят. И это правда — это не уважение, а страх и ненависть. Неужели тебе так этого хочется? Жениться на девушке, которую едва знаешь, потому что так надо, так правильно. А потом жить словно по сценарию. Никогда не чувствовать настоящего счастья. Такая жизнь ужасна, и ты сам об этом догадываешься. Я это вижу. Я… Тебя никто не полюбит, если будешь таким, как он. Только по принуждению. Но это нечестно и неправильно. Тебе нужно определиться, каким ты хочешь быть, как он или самим собой, настоящим. Иначе станешь очередным винтиком в вашей чистокровной системе.
Гермиона глубоко дышала и была удивлена, что Малфой ничего не сказал. Она решила, что пора уходить. Собрав свои вещи, она вышла из библиотеки не оборачиваясь.
А Драко сидел и не мог пошевелиться. Он был в полном смятении. Наверное, в этот момент его жизнь и начала колоссально меняться.
***
Всё оставшиеся время Драко будто был в вакууме. Слова Грейнджер настолько его потрясли, что он ещё несколько дней не мог прийти в себя. После, конечно, его состояние тоже отличалось от нормального.
Ему было жутко от того, что сказала гриффиндорка. Она просто взяла его мозги и основательно так покопалась. Нарушила все настройки, а инструкцию по восстановлению сожгла.
Драко казалось, что голова опухла от тех мыслей, которые приходили в моменты задумчивости. То есть всегда.
Он был словно тень самого себя. Даже Крэбб, который никогда не отличался чуткостью, спросил, всё ли с ним нормально. А Малфою хотелось заорать в ответ, чтобы все отстали от него и пошли нахрен. Не хотел он думать обо всём этом. Не хотел. Но Грейнджер было начхать на это, и она просто сказала самые страшные слова на свете.
Озвучила его самый главный детский страх.
Что его никто не полюбит.
Не полюбит с маленькой приставкой: если он будет, как отец. Люциус наоборот говорил, что, если тот будет недостойным наследником. Это вымораживало. Бесило. Какого хрена всем что-то надо от него? Его главным желанием стало одиночество. Поэтому он стал гулять на территории Хогвартса, вблизи Черного озера. Даже приходя на квиддичное поле, Малфой просто садился на трибуны и думал.
Думал и думал.
Наверное, это стало идеей фикс.
Постоянно думать, анализировать свои поступки и слова. Драко проговаривал слова отца о грязнокровках и сопоставлял их с Грейнджер. И приходил к неутешительному выводу, что она была права. Возможно, во всём.
Её прикосновения не ощущались как грязь, и кожа не покрывалась сыпью. Она не была тупой, вовсе нет. Скорее наоборот, была очень умной, что противоречило словам отца о недалёкости грязнокровок и магглов. Драко один раз видел её родителей, пусть и не сильно смотрел на них, но они точно с виду были обычными людьми. На лбу не было надписи «маггл». Если одеть их в мантию, получилось бы то же самое, те же волшебники. И это пугало.
Получается, что отец врал, постоянно врал. Драко не заразился, находясь возле Грейнджер столько раз. Он прикасался к ней, говорил, смотрел, и с ввиду она выглядела, как обычная девчонка. Она говорила на одном с ним языке, была лучше всех, и даже него, по всем предметам. А те же Крэбб и Гойл едва слова между собой связывали. Хотя были абсолютно чистокровными.
Ему было страшно подумать, что вся его жизнь была выдумкой. Что, если бы не встреча с Грейнджер в Косом переулке, он бы так во всё это и верил? Следовал за отцом, как безмозглая собачонка. И повторял ошибочные суждения Люциуса, как попугай.
Драко даже не мог нормально спать по ночам. Голову не отпускало, но помимо этого, всплывали воспоминания из его детства. Как каждое слово фильтровали, прежде чем сказать. Как говорили, с кем дружить правильно. Как говорили, кем он станет, чем будет заниматься, на ком женится.
И его тошнило. Пару раз даже вырвало. Он начинал чувствовать презрение к своему отцу, который раньше был его культом, которому он поклонялся.
Становилось стыдно от того, как он себя вёл. От того, что даже не хотел задуматься, правда ли то, что ему толкуют каждую минуту.
Ему, чёрт возьми, всего тринадцать лет. Он не хотел обо всём этом думать. Было проще до слов девчонки с каштановыми волосами. Было проще до встречи с ней. Но он знал — сделанного не вернуть и не изменить. А значит, нужно принять то, что он понял и осознал. Конечно, сделать это было чертовски сложно. Будто отрубить себе конечность. Больно. Липко. Мучительно.
Малфой знал, что невозможно было так быстро перекроить мозги. Но как говорится: жизнь непредсказуема, нужно тренировать фантазию. Этим он сейчас и занимался. Тренировал фантазию.
Думал о том, как всё могло сложиться, если бы он использовал свои мозги по назначению. Он мог завести себе настоящих друзей, даже мог бы подружиться с Поттером и Уизли. Хотя нет. Дружить с Уизелом он будет только под принудительными заклятиями, не иначе.
Он мог бы общаться с Грейнджер.
Нормально общаться, а не боятся и не трястись после каждого их разговора. Без ненависти к себе. Может, они даже могли бы… Нет, об этом думать точно нельзя. А то его понесет.
Сегодня была суббота, а значит, состоялся запланированный поход в Хогсмид. Он пошел один и переваривал услышанные новости. Люпин — оборотень, и он чуть не сожрал Гермиону и Поттера. Драко опять чувствовал то же, что и в том году. Тревогу и волнение за гриффиндорку. Вот почему она не может не подвергать себя опасности?
Прогуливаясь по уютным улочкам, Малфой заметил магазин книг.
И появилась крохотная надежда застать там Грейнджер одну, а то она в последнее время не отлипала от своих дегенератов. Несмотря на то, что он многое осознал, Потный и Уизел всегда будут для него своеобразными грушами для битья.
Собрав всё мужество, которого у него от рождения было не очень много, он двинулся в сторону магазина и вошёл в его двери. Колокольчик приятно звякнул и затих. Драко понял, что здесь не было народу, да и помещение было небольшое. Почувствовав грусть и злость от такой глупой мысли, что Гермиона может быть здесь, он хотел было развернуться, но внезапно вспомнил.
Подойдя к прилавку и посмотрев продавцу в глаза, Драко задал вопрос, за который ему было стыдно:
— Здравствуйте, — продавец кивнул и выжидающе смотрел на него в ответ, — а у вас есть Шеспир или Шекпар?
— Наверное, вы имеете в виду Шекспира?
— Да, наверное, это он. Это писатель? — Драко сглотнул и почувствовал жар по всему телу. Похоже, у него поднялась температура.
— Да, и очень популярный. Вы ищете что-то конкретное? — продавец поднялся из-за прилавка и прошёл к нужному стеллажу.
Малфой пошёл за ним и готовился сказать то, что собирался произнести:
— Мне нужно его произведение, где упоминается имя «Гермиона».
Видит Мерлин, он совершил подвиг. Это были самые сложные слова в его жизни.
— Ага, вот она, держите. Произведение называется «Зимняя сказка», в этой книге она есть, это сборник. Будете брать?
Малфой лишь кивнул. Ему ведь действительно была интересна история её имени. Почему её так назвали.
Когда в их первую встречу Гермиона про это упомянула, Драко даже не обратил на это должного внимания. Думал-то он о другом. И вспомнил об этом лишь сейчас, когда копался в своей голове. Он на секунду представил, в каком шоке будет Грейнджер, когда Малфой назовет её по имени, а если ещё и процитирует этого Шекспира, то она вообще упадет в обморок. А Драко как истинный джентльмен её откачает.
От таких мыслей на губах растянулась улыбка, которую он позволял себе редко. Пройдя на кассу, чтобы рассчитаться, он уронил взгляд на красивые парные дневники, или на обычные, но смотрелись они очень красиво именно в паре.