«Ну-ка, кто мне ответит, каким должен быть пионер?»
«Пионер — всем пример!» — выпалил Вовка.
«Верно! А как он должен учиться и вести себя?»
«Пионер учится прилежно, он дисциплинирован и…»
«Вежлив!» — досказали мы за Вовку хором.
«Вот давайте-ка и выясним сейчас, вежливые мы или ещё не совсем», — предложила вожатая.
«Мы вежливые! — опять крикнул Вовка Бузанов. — Мы когда что спрашиваем, всегда говорим: «Скажите, пожалуйста», а после благодарим: «Спасибо!»
«Вежливость состоит не только в том, чтобы говорить всем «спасибо» и «пожалуйста», — возразила вожатая Валя. — Один мальчик подошёл к сидящим в сквере старушкам и очень вежливо сказал: «Будьте любезны, освободите, пожалуйста, мне кто-нибудь место». А когда одна из старушек встала, добавил: «Большое спасибо, я вам очень благодарен», — и расселся. А старушка осталась стоять. Разве он вежливо поступил?»
«Вот уж нет!» — воскликнули мы с Олей.
«А как ты узнаешь — вежливые мы или не совсем?» — спросил вожатую Вовка.
Валя подумала и сказала:
«Сейчас мы с вами отправимся в театр…»
«В какой театр?» — повскакали мы с мест.
«Мы отправимся в театр понарошку, — успокоила нас вожатая, — не выходя из класса. Вот вы и покажите, как надо вести себя в общественных местах. Идёмте в раздевалку!»
«Тоже понарошку?» — спросил Вовка и пошёл по классу на цыпочках, потому что кругом шли уроки.
Зато в «раздевалке» Вовка по привычке хотел взять пальто без очереди, но спохватился и встал сзади всех. Мы оделись, вышли понарошку из школы и понарошку поехали в театр на трамвае.
«Берите билет, — предупредил всех Вовка, — а то на Октябрьской часто контролёр входит. Я знаю!»
«А без контролёра, по-твоему, брать билет не обязательно?» — заметила вожатая.
И Вовка от огорчения даже почесал затылок. Опять промахнулся!
Мы взяли билеты и встали у свободных мест.
«Почему вы не садитесь?» — спросила вожатая.
«Чего сидеть, мы не устали», — ответил Вовка.
А Костик проговорился:
«Всё равно придётся уступать».
Тогда хитрый Алик сел, а через минуту или две вскочил и сказал кому-то воображаемому:
«Садитесь, пожалуйста, я постою».
«Молодец!» — похвалила его вожатая.
Вовка очень расстроился, что Алик оказался находчивее и до самого конца пути всё сажал на свободные места невидимых пассажиров:
«Дяденька с портфелем, идите, пожалуйста, сюда. Тут место освободилось. Тётенька с корзинкой, садитесь на моё место. А сумку давайте я подержу!»
Вовке это надоело, и он крикнул:
«Приехали, вон он театр, сходите!»
Мы вошли в театр, и вожатая Валя сказала:
«До начала представления ещё десять минут, кто проголодался, может зайти в буфет».
Но лучше бы она этого не говорила. Мы все бросились в буфет так, точно не ели несколько дней. Опомнились только возле учительского столика, который стал буфетным прилавком.
«Не толпитесь, пожалуйста, — попросила Оля, сделавшись вдруг официанткой. — Мне так трудно работать. Встаньте в очередь».
Мы сразу поняли, что ведём себя неправильно, и принялись уступать друг другу места.
«Пожалуйста, встань впереди меня, — попросил меня Вовка, — и извини, пожалуйста, я, кажется, оттолкнул тебя случайно».
«Что ты! Что ты! Я и не заметила, — улыбнулась я Вове, потирая ушибленный локоть. — Бери первый. Я не так голодна».
«Спасибо, — отказался Вовка. — Ты — девочка, мне брать первому неудобно».
«Пожалуйста, что вы возьмёте?» — обратилась ко мне официантка Оля.
«У вас пельмени есть?» — спросила я второпях.
«Ха-ха-ха! — засмеялся сзади меня Вовка. — Ты что! Разве в театральном буфете торгуют пельменями? Ты бы ещё тут щи спросила».
«Верно, пельменей в театральном буфете нет, — сказала вожатая Валя, — но зачем же так грубо объяснять. Может быть, гражданка приезжая».
«Да, я приезжая», — согласилась я.
«А я этого не знал, — заявил Вовка и сказал мне: — Если вы приезжая, попробуйте московские хлебцы. Они очень вкусные».
«Спасибо», — поблагодарила я Вовку, но взяла всё-таки пирожное эклер.
«Нет, она не приезжая», — решил вслух Вовка и попросил официантку дать ему несколько штук пирожных.
«Может быть, сразу много?» — заметила вожатая Валя.
«Чего там! — возразил Вовка. — Я настоящих могу сразу штук пять съесть, а воображаемых… — Но тут он сообразил, что набирать много одному невежливо, и придумал: — Я не один, меня товарищи просили».