— Почему?
— Таков приказ Мальбонте.
Люцифер выпрямился, дёрнул цепями, и те глухо зазвенели.
— Почему он даже не выслушает меня?!
— Он почему-то терпеть тебя не может. — усмехнулся стражник.
— Ты был когда-то на стороне моего отца. Позволь мне поговорить с ним!
— Твой отец мёртв. Отныне я не обязан тебе подчиняться. — он вышел, хлопнув дверью.
Прозвенел замок, в котором повернули ключ.
Только закрылась дверь, Люцифер спросил:
— Как они с тобой обращались?
— Однажды я провела здесь ночь. Но в общем не плохо.
— Тебя не били?
— Нет.
Он едва заметно выдохнул.
— Хорошо.
— Для чего тебе говорить с Мальбонте?
— У меня к нему предложение.
— Какое?
— Зачем ты вызвалась искать эти чёртовы припасы? Нет других олухов, которые готовы рисковать собой?!
"Переводит тему…"
— Почему ты злишься? Беспокоишься?
Он был готов сорваться на крик, но остановил себя. И глядя мне в глаза сказал:
— Да. — Люцифер будто бы впервые в своём признание увидел смелость, а не слабость.
Похоже, он понял, что трусостью было отнекиваться от чувств, а не признавать их.
И он повторил:
— Да, беспокоюсь. — он о чём-то задумался.
А потом раздался его голос, искрений, серьёзный, наполненный светлой печалью:
— Каким бы тернистым ни был путь и куда он на первый взгляд ни вёл бы… я не причиню тебе зла. Обещаю.
— Почему ты говоришь об этом? Что ты задумал?
— Просто запомни: если я против всех — не значит, что против тебя. Я не против тебя! Никогда не буду против. Запомнила?
— Люцифер…
— Запомнила?!
— Да…
— Не делай глупостей. Будь хорошей девочкой.
Я посмотрела на него удивлённо. Он явно что-то задумал.
— Эй, мышь летучая! Саферий! — неожиданно закричал Люци.
Дверь распахнулась.
— Как ты меня назвал?
— Забери её.
Саферий схватил меня за локоть и грубо притянул к себе.
— Не хочешь извиниться?
Люцифер молчал некоторое время, борясь с собственной гордостью.
— Прости. Я был несколько груб с тобой. — он сказал это сквозь зубы, но Саферия это устроило.
Он так развеселился, будто Люцифер впервые извинился перед ним. Возможно, так и было.
— Так-то лучше!
— Люцифер! — я дёрнулась.
— Замолчи, Непризнанная. И будь послушной.
Это были его последние слова, прежде чем перед моим лицом захлопнулась дверь.
Зеркало в покоях было разбито, но я всё равно могла себя разглядеть. Меня, как марионетку, чей костюм не подходит для спектакля, или как куклу, которую запачкала девочка, собирались переодеть. Поэтому я послушно стояла около зеркала.
"Так велел Мальбонте" — если говорят эту фразу, значит, нужно слушаться. Я быстро усвоила это правило.
— Ты правильно себя ведёшь. Мальбонте добр к тем, кто играет по его правилам. — Ади отобрал из кучи одежды костюм, и протянул мне.
— Зачем ты это сделал?
— Сделал что?
— Присоединился к Мальбонте.
— Ты уже спрашивала.
— Не устану спрашивать. — я протянула одежду ему обратно. — Великовато.
Он достал следующий костюм.
— Это не так.
— Ты о чём?
— Ты думаешь, я забыл, что сделал Фенцио? Это не так. — он кинул в меня одежду. — Это должно подойти.
Ади оглядел меня с теплотой и лаской, будто вспомнив о чём-то из прошлого.
— Ты, как всегда, прекрасна. — Ади кивнул на дверь. — Пошли, нам пора.
Я сидела на стуле, послушно положив руки на ноги. Зигза стоял напротив меня и оглядывал с глупым оскалом, словно пытался высмотреть то, чего не замечал прежде.
— Чего такая грустная? Ты же не в тюрьме. Ты свободна.
— Спасибо и на этом.
Зигза мерзко рассмеялся. В его смехе и взгляде промелькнула насмешка надо мной.
Он издевательски протянул:
— Пожа-алуйста.
— Конечно, здесь не так комфортно, как, в школе, но, по-моему, в этом тоже что-то есть.
Я вздрогнула, услышав голос Мальбонте. Обернулась к нему, но ничего не сказала.
— Пойдём, пройдёмся.
Мы шли в тишине. Я чувствовала, что она для Мальбонте мучительна, но специально продолжала молчать.
Наконец он не выдержал и спросил:
— Может, у тебя есть какие-то вопросы ко мне?
— Ты считаешь себя больше демоном?
Мальбонте долго думал, прежде чем ответить.
— Меня вынуждают быть больше демоном. От меня ждут зла. Я для них — монстр. Они хотели уничтожить меня, как только я родился. Они хотят уничтожить меня и сейчас. Я лишь подстраиваюсь под мир, что они создают.
— Звучит как оправдание.
Он повернулся ко мне.
— Я уничтожу их всех. И мне плевать, буду я чудовищем в глазах остальных или нет. Я сделаю всё для достижения цели.
— И какова эта цель?
Он промолчал.
— Каково это — быть в вечном мраке?
— Во мраке жила самая тёмная сторона моей души. И жила она лишь местью. Я был подобен раскалённой печи, на которую разлили ведро ледяной воды, стоило мне соединиться с доброй стороной. Сейчас я мыслю более трезво. Но там… там была только яростная, всепожирающая ненависть. Я следил за… за тем, как реализуется мой план. Дёргал за ниточки, стараясь не переусердствовать и не обжечь их своей злобой. Лучше Небытие, чем снова вернуться туда и остаться без… — он умолк, гневно поджав губы.
— Остаться без Бонта внутри себя? — он не ответил мне. — Вопросов больше нет.
— Что ж… хорошо. — Мальбонте посмотрел на небо. — Я хочу тебе кое-что показать, пока не стемнело. Здесь быстро наступает ночь.
Представшее перед глазами поразило меня, напугало, вызвало трепетное восхищение вперемешку с паническим ужасом. Я замерла.
— Ещё во времена, когда ангелы боролись с демонами, каждая из сторон хотела приручить этих птиц. Субантры быстрые, сильные, жестокие. Они — идеальные воины. Но никому за всё время так и не удалось приручить их.
Я задумчиво, почти не дыша, оглядывала стаю Субантр.
— Кроме тебя… — прошептала я.
— Кроме меня. Во мне есть тёмная сила, которой они подчиняются. — он встал позади, я ощутила его дыхание над ухом. — Им не победить меня.
Шёпотом, от страха, от осознания его мощи, я прохрипела:
— Чего ты добиваешься? — я обернулась к нему и стала вглядываться в его профиль.
Он смотрел на Субантр, видя каждую из них и в то же время будто бы, не замечая ни одну. Он был задумчив, серьёзен, безжалостен, когда ответил:
— Я хочу убить Шепфа.
— Что?!
Не оборачиваясь ко мне, как будто и не было сказано этих страшных слов, он продолжил:
— В школе и в Цитадели — у меня везде есть глаза и уши. Вы не застанете меня врасплох. Шепфа поплатится за своё равнодушие. — он усмехнулся. — И кто из нас больший мизантроп? Создатель, что позволил детям уничтожать себя… или я, который хочет что-то изменить, пусть даже не все будут согласны с моими методами?
— Бонт так не считал…
Очередная вспышка гнева, стоило сравнить его с Бонтом, заставила его обернуться ко мне, схватить за плечи, чтобы я тоже смотрела на него.
— Нет ничего хуже равнодушия! Я лучше встречусь лицом к лицу с ненавистью и болью, чем равнодушием, пустотой. Потому что в этом нет жизни. — он грубо отпустил меня, почти оттолкнул, но тут же успокоился, выдохнул, и голос, прозвучавший в следующую секунду, снова обрёл прежнее хладнокровие. — Пойдём. Тебя ждёт воссоединение.
— Воссоединение?
Как Мальбонте и обещал, солнце село почти в одночасье. Костёр, к которому он привёл меня, казался неестественно ярким, словно капля краски, упавшая на чёрно-белый снимок. Искры вздымались вверх и исчезали в ночи.
Я проследила за одной из них и только тогда заметила знакомый взгляд. И тут же заметила и всех остальных.
— Ох!
Энди, Мими, Люцифер и Дино стояли чуть позади со связанными крыльями. У самого костра сидел Фенцио, грея руки. Ади сидел напротив, так же грел руки, но лицо его было серьезным, а не самодовольно-весёлым, как у убийцы его возлюбленного.